Хапуга Мартин - [18]
Его мучил адский голод, сжимая под одеждой тело парой невидимых рук. Но когда он повис на скале, глотая слюну, горло, как от большого горя, перехватили спазмы. Он висел на ослизлой стене, прислушиваясь к звукам плещущей о скалу воды, к легким перестукам и шепотам, исходящим из глубин этой обильной, но не вполне растительной жизни. Проведя рукой у пояса, он нащупал ремешок, оттянул его и свободной рукой поймал нож. Поднеся лезвие ко рту, зажал его зубами и ухватил черенок. Подсунул кончик лезвия под раковину одного из блюдечек. Та сразу сжалась с такой силой, что, поворачивая лезвие, он почувствовал сопротивление сократившихся мышц. Оставил нож болтаться на ремне, подхватил падающее блюдечко. Перевернул на ладони раковину, перевел взгляд туда, где просвет был пошире. И увидел, как овальная коричневая ножка втягивается внутрь, все глубже и глубже, полностью закрывая просвет.
— А, черт!
Он отшвырнул блюдечко, и ракушечный домик, упав в море, слабо ударился о воду. Когда круги иссякли, ракушка, белея и покачиваясь, исчезла из виду. Некоторое время он глядел на то место, где она скрылась. Потом снова взялся за нож и принялся полосовать им, рассекая ряды морских уточек. Они выделяли влагу, сочась солоноватой, напоминающей мочу жидкостью. Он ткнул кончиком ножа в один из анемонов, и слизь, сморщившись, превратилась в тугую массу. Он придавил ее сверху плоскостью лезвия, и в глаз ему брызнула струя. Прижав нож к скале, он закрыл его. Вскарабкался обратно и сел, прислонившись спиной к трем камням — двум расколовшимся и третьему верхнему, обросшему ракушками.
И тут он почувствовал: приближается очередной приступ. Подтянув ноги, он откатился в сторону. Лицо оказалось прижатым к скале. Под отсыревшей одеждой тело корчилось, сотрясаясь от дрожи. Прижимаясь к камню, он шептал:
— Не сдаваться! Не сдаваться!
И тотчас устремился вниз. Двигался то ползком, то на четвереньках. Возле самого берега обнаружил еще несколько камней, но такой формы, которая его не устраивала. Выбрав один, он извлек его из воды и поволок на уступ к остальным. Снял верхний камень, водрузил на его место новый, а тот, замшелый, поместил над новым — на самый верх. Два фута и шесть дюймов.
— Ты должен. Должен, — бормотал он.
Теперь он спустился по склону со стороны скалы, противоположной утесу, усеянному мидиями. В этом месте были рифы, и вода, втягиваясь, то поднималась, то опускалась. Она была очень темной, на дне колебались длинные водоросли — вроде холщовых полосок — таких, какими путешественники иногда перевязывают чемодан со сломанным замком. Эти коричневые полосы висели, свернувшись кольцами у поверхности, а чуть подальше подымались в воде вертикально или медленно перемещались, похожие на щупальца или языки. Ниже стояла лишь черная вода, уходящая в глубину, ко дну бездонного моря. Он отвел глаза, взобрался на один из рифов. Порода везде была прочной, без отколовшихся кусков, хотя в одном месте по твердой поверхности рифа шла трещина. Он надавил на камень своими обтянутыми гольфами ступнями, но сдвинуть не сумел. Неуклюже повернувшись, он отполз, двинулся назад. У нижнего края большой скалы ему попалось несколько камней странной формы. Один за другим он перенес их в расселину и взгромоздил друг на друга. Исследовал щели, вытаскивая оттуда кубики и закругленные сгустки желтоватого кварца, опутанного водорослями, похожими на зеленые волосы. Отнес их к фигуре человека, которую пытался соорудить, и сложил горкой вокруг нижнего камня. Некоторые куски были не крупнее картофелин, и он вбивал их в щели между большими камнями, пока самый верхний не перестал шататься от прикосновения. Наконец он уложил последний камень поверх остальных, камень размером в свою голову.
Три фута.
Он отступил от нагромождения камней и огляделся. Сложенная пирамида заслоняла поле зрения от линии горизонта до самого солнца. Увиденное его поразило, и он сосредоточился, пытаясь определить, где находится запад. Заметил в отдалении скалу, спасшую ему жизнь, и чаек, парящих как раз над тем местом, где начинался откат волны.
И снова пополз вниз, туда, где отодрал от скалы блюдечко. С перекосившимся от отвращения лицом он просунул сжатые в кулаки руки под мокрую одежду повыше живота. И все же минуту спустя, зависнув на маленьком утесе, принялся отколупывать комки красной слизи. Сложив их на краю утеса, он какое-то время не смотрел в их сторону. Затем перевел на них взгляд, внимательно изучая, насколько позволяли полтора здоровых глаза. Комки лежали, словно горсть леденцов, едва заметно шевелясь. Капля за каплей сквозь них просачивалась чистая вода. Он сел рядом на краю утеса, стараясь не замечать комков. Страдание исказило лицо.
— Будь оно все проклято!
Пальцы сжались, захватили один леденец. Он быстро запихнул его в рот, смочил языком, проглотил. Его передернуло. Взял еще один, проглотил и как можно быстрее положил в рот следующий. Заглотнув всю горсть, он замер и сидел в оцепенении, пока они опускались по пищеводу. Чуть улыбнулся, откинулся назад. Взглянул вниз, на левую руку, — под мизинцем в каплях воды лежал последний леденец. Уставившись на него сквозь пальцы и борясь с тошнотой, он похлопал рукой по рту. Потом передвинулся поближе к запруде. Со дна снова поднялись завитки красного ила и слизи. Вокруг ближнего края тянулась красная полоска шириной около полудюйма.
«Повелитель мух». Подлинный шедевр мировой литературы. Странная, страшная и бесконечно притягательная книга. Книга, которую трудно читать – и от которой невозможно оторваться.История благовоспитанных мальчиков, внезапно оказавшихся на необитаемом острове.Философская притча о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Гротескная антиутопия, роман-предупреждение и, конечно, напоминание о хрупкости мира, в котором живем мы все.
Одно из самых совершенных произведений английской литературы.«Морская» трилогия Голдинга.Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым – и существующим.Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии – жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.Фантазер Эдмунд – не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах.
Лейтенант потерпевшего крушение торпедоносца по имени Кристофер Мартин прилагает титанические усилия, чтобы взобраться на неприступный утес и затем выжить на голом клочке суши. В его сознании всплывают сцены из разных периодов жизни, жалкой, подленькой, – жизни, которой больше подошло бы слово «выживание».Голдинг говорил, что его роман – притча о человеке, который лишился сначала всего, к чему так стремился, а потом «актом свободной воли принял вызов своего Бога» и вступил с ним в соперничество. «Таков обычный человек: мучимый и мучающий других, ведущий в одиночку мужественную битву против Бога».
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Сборник "Сила сильных" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В очередной том вошли произведения классиков мировой литературы Джека Лондона "До Адама" и "Сила сильных", Герберта Уэллса "Это было в каменном веке", Уильяма Голдинга "Наследники", а также научно-художественная книга замечательного чешского ученого и популяризатора Йожефа Аугусты "Великие открытия"Содержание:Джек Лондон — До Адама (пер. Н. Банникова)Джек Лондон — Сила сильных (пер.
«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.