Ханская дочь. Любовь в неволе - [49]

Петр Алексеевич, улыбаясь, встал у руля и прикрикнул на своих людей:

— Ставьте фок, лентяи! Да поживей!

Несколько матросов бросились к передней мачте и ослабили веревки, которыми были обвязаны обе поперечины и какие-то тюки грубого полотна, другие по команде офицера натягивали толстый канат. На какое-то время Сирин забыла о планах цареубийства, завороженная происходящим. Верхнее бревно, оставаясь строго горизонтальным, заскользило ввысь, за ним тянулась трепещущая, наполнявшаяся ветром стена паруса. Корабль побежал быстрее, совсем как маленькие речные суда, когда они плывут вниз по течению. Теперь Сирин поняла: чтобы двигать даже такой большой корабль, не нужно помощи злых духов. Сила ветра, который дул здесь сильнее, чем на суше, несла корабль вперед. Гребцов для этого не требовалось вовсе.

Берега Невы остались позади, корабль вырвался на простор пенистых волн Финского залива. Матросы подняли еще один парус, куда больше первого, который они называли «грот», и еще несколько на самом верху мачты. «Святой Никодим» наклонился набок, так что палуба встала косо и ходить по ней было небезопасно. Сирин удавалось скрывать свой страх, хотя это и стоило ей немалых усилий. Впрочем, когда она увидела, в каком восторге пребывает царь, то поняла, что опасность им не угрожает. Это успокаивало.

Петр, казалось, наслаждался ветром, бившим в лицо и свистевшим в ушах. Заметив взгляд юного татарина, он весело подмигнул ему:

— Такого ты еще не видел, да, малыш?

Сирин покачала головой:

— Ни разу. Это похоже на волшебство.

— Оно и есть! Когда я стал царем, в России не было ни одного корабля, а нынче я готов помериться силами со шведами на море. — Царь явно радовался детскому удивлению Бахадура и восторгу на лице юноши. Когда «Святой Никодим» вышел в открытое море, Петр с живостью стал рассказывать о своих первых опытах на Плещеевом озере, о голландцах Бранде и Тиммерманне, которые обучали его кораблестроению и навигацкому делу. Говоря, он ни на минуту не выпускал из виду обстановку на море. Петр будто помолодел сразу на несколько лет и сбросил с себя груз забот.

Сирин понимала, что в море мысли царя яснеют, он набирается сил.

Когда Петр замолчал, Сирин начала шаг за шагом продвигаться к поручням на корме и наконец ухватилась за них. Из-за качки корабль то поднимался вверх, вырастая над ней, то опускался вниз. Сирин начало слегка мутить. Чтобы отвлечься, она уставилась в серо-зеленую глубину моря. Воздух был прозрачен, и в первый момент Сирин показалось, что она видит землю на горизонте, но потом убедилась, что за берег она принимала далекие облака.

Чуть позже она снова увидела вдали темную полоску, это была земля. Матросы изменили постановку парусов, «Святой Никодим» перевалился на другой борт и прошел мимо маленького скалистого островка.

Сирин немного пугали необъятные морские просторы, и все же путешествием она наслаждалась. Но большинство заложников восторга ее не разделяли, они вздыхали, стонали и ныли. В конце концов несколько дюжих матросов оттеснили их к поручням:

— Будете блевать, так, по крайней мере, кормите рыб. Нечего палубу пачкать! — ворчал один из них, нисколько не проявляя сочувствия к кучке скорчившихся степняков.

— Кто опоганит палубу, сам ее драить будет! — предупреждал другой.

Невольные пассажиры, имевшие самый жалкий вид, даже не реагировали на угрозы. Ваня и оба драгуна, направленные на корабль для охраны пленников, тоже повисли на поручнях с зелеными лицами, проклиная каждый кусок, съеденный за завтраком. Тарлов слегка побледнел, однако при взгляде на Бахадура, очевидно наслаждавшегося качкой, он заставил свой желудок подчиниться. Не мог же он в самом деле потерять лицо перед этим татарским мальчишкой.

Сирин несказанно радовалась тому, что на завтрак ограничилась только хлебом и водой — тошнота быстро прошла. «Святой Никодим» оставлял позади версту за верстой, и Сирин чувствовала себя все уверенней. Она уже без труда держалась на ногах и вскоре отважилась даже пройти на нос, не цепляясь руками за поручни. Глядя на пенящиеся волны, она с наслаждением подставила лицо соленым брызгам. Царь и матросы довольно перемигивались: до сих пор ни одна из сухопутных крыс, впервые попавших на корабль, не держалась лучше, чем этот молодой татарин.

Какое-то время Сирин наблюдала за чайками: жирные белые птицы выписывали круги в небе, а их пронзительные вопли резали уши. Вдруг она заметила на горизонте странное облако: оно то показывалось, то вновь пропадало из виду. Когда нос корабля в очередной раз поднялся на высокой волне, Сирин поняла, что «облако» на самом деле не что иное, как парус такого же корабля. Она обратилась к офицеру:

— А вон там, впереди, тоже корабль царского флота?

Офицер прищурился — бившее в глаза солнце мешало — и начал пристально всматриваться вперед по курсу. Внезапно он обернулся в испуге и бросился к царю:

— Батюшка Петр Алексеич, прямо по курсу парус. Черт меня дери, коли это не проклятые шведы!

— Прими руль! — крикнул в ответ царь. Через несколько мгновений он был уже у передней мачты и проворно карабкался по вантам; забравшись на маленькую площадку на самом верху, он выпрямился и уставился вдаль.