Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс - [26]

— Готова? — спрашивает он.

— Не забудь, — отвечаю я и сую ему ламинированное удостоверение.

Оно настолько старое и грязное, что фотография почти неразличима. И хорошо, ведь настоящий хозяин карточки — доктор Говард Риверс, был на двенадцать фунтов тяжелее Тэка и на десять лет старше.

Вдобавок Говарда Риверса на самом деле звали Эдвард Кауфман. Этот почтенный врач из Майами трудился над тем, чтобы оградить наши школы и дома от амор делириа невроза. Он имел обширные связи, в том числе с губернатором, который субсидировал медицинские центры в самых бедных районах города. Но втайне Кауфман являлся радикальным и одиозным участником сопротивления. Он прославился тем, что делал аборты неисцеленным девушкам, стремящимся скрыть беременность.

В общем, он обзавелся кучей фальшивых удостоверений. Он пользовался ими, чтобы добывать необходимые медикаменты, а потом переправлять их к заразным, в Дикие земли.

Настоящий Эдвард Кауфман ныне мертв. Два года назад его разоблачили в ходе подстроенной полицейскими ловушки и казнили. Но многие из его псевдонимов, его лжеличностей уцелели. Они до сих пор живы-здоровы и продолжают вести медицинскую практику.

Тэк прикрепляет бейджик к пиджаку.

— Как я выгляжу? — интересуется он.

— Как медик, — заявляю я.

Тэк рассматривает себя в зеркале заднего обзора и безуспешно приглаживает волосы.

— Не забудь, — говорит он, — припарковаться надо на Двадцать четвертой.

— Не волнуйся, — отвечаю я, не обращая внимания на странные ощущения в животе.

Конечно, это нервы. Ненавижу свою слабость. Она напоминает мне о прошлом, о монотонной тишине в родном доме. И о моем отце, нагнетающем собственную злость, словно бурю.

Каждый раз, когда мне приходится кого-то убивать, я представляю на месте жертвы своего отца.

— Береги себя, Рэй.

На мгновение передо мной предстает Майкл — парень, которого никто не знает. Лицо у него открытое, как у мальчишки. И испуганное.

— Лучше бы ты оставила тяжелую работу мне, — добавляет он.

— А зачем? — Я прижимаю пальцы к губам, затем прикладываю их к его груди.

Таков наш знак. Мы оба сдержанны в выражении эмоций. Да и целоваться посреди Зомбиленда не следует.

— До встречи на той стороне.

— На той стороне, — повторяет Тэк, выпрыгивает из фургона и рысцой бежит через мокрую улицу.

Я отсчитываю шестьдесят секунд, в последний раз проверяю снаряжение, опускаю зеркало и смотрю на свои зубы. Пистолет на месте, снаряды в правом кармане джинсов. Отлично. Снова начинаю считать. Постепенно я прихожу в себя. Хватит трястись, Рэйвен.

Я знаю свое дело. Мы все его знаем..

Иногда я мечтаю о том, как мы с Тэком возьмем и уйдем — просто забьем на войну, борьбу и на сопротивление. Прощайте, не поминайте лихом. Мы двинемся на север и построим хоумстид. Мы справимся. Будем охотиться и ловить рыбу, выращивать, что получится. Заведем целый выводок ребятишек и притворимся, что остального мира не существует. Пусть себе проваливается в ад, если хочет.

Проходит две с половиной минуты. Я открываю дверцу и вылезаю наружу. Сточные канавы до сих пор полны водой, и в маленьких водоворотах кружат мятые стаканчики из-под кофе, сигаретные пачки и объявления.

Когда я распахиваю дверь клиники, мне кажется, что я попадаю в другую реальность: пушистый зеленый ковер, полированная мебель. Эффектные напольные часы в углу приемной. Неплохое место для того, чтобы умереть, если уж надо что-то выбирать.

Тэк находится у рецепции. Он барабанит пальцами по столу и едва удостаивает меня взглядом.

— Прошу прощения, доктор, — пищит лаборантка за столом, лихорадочно жмет на кнопки.

Пальцы у нее толстые, унизанные кольцами, которые глубоко впиваются в плоть.

— Инспекция сегодня — это наверняка какая-то ошибка! — продолжает она.

— Она есть в планах, — произносит Тэк надменным тоном. — Каждая клиника подлежит ежегодной проверке…

— Извините, — встреваю в разговор я и подхожу к столу.

Я стараюсь идти немного странновато, зрелищности ради. Потом мы с Тэком посмеемся над этой сценой.

— Извините! — повторяю я немного громче.

— Подождите, пожалуйста, — бормочет девица, сняв телефонную трубку. — Я очень сожалею, доктор, — обращается она к Тэку. — Вы даже не представляете, как мне неловко.

— А вы не сожалейте, — говорит Тэк. — Вы найдите кого-нибудь из персонала.

— Эй! — Я опираюсь на стойку. — Послушайте, я с вами разговариваю!

— Мэм! — Секретарша наверняка жутко перепугалась, что их клинику, скорей всего, прикроют из-за ее безалаберности. — Я занята! Если вам назначено, то отметьтесь и присядьте…

— Что?! — Я уже втянулась и теперь практически ору. Тэк весьма правдоподобно изображает отвращение. — Я не собираюсь ждать! У меня сыпь, ясно! Я от нее свихнусь скоро!

Я расстегиваю пояс и начинаю уверенно спускать брюки. Тэк негодующе фыркает, а девица бросает телефонную трубку на рычаг.

— Сюда, мэм, прошу вас.

Она хватает меня за руку. Я чувствую запах пота, пробивающийся сквозь духи. Секретарша стремительно тащит меня прочь от приемной и от Говарда Риверса, медицинского инспектора. Только бы я не навредила их репутации и перестала позорить их прекрасную клинику! Мы проходим через несколько двустворчатых дверей и оказываемся в длинном белом коридоре. Я ощущаю возбуждение и адреналин. Нащупываю в кармане джинсов плоскую бутылочку, открываю ее большим пальцем и позволяю содержимому вылиться на заранее заготовленную тряпку. Ацетон, жавелевая вода и тепло.