Хам и хамелеоны. Том 2 - [97]

Степан в отчаянии замотал головой:

— До опушки ноги не донесут… Раб же я, куда мне бежать? Раб я… Петь, ты давай, дуй, раз решил… пока утихло, ведь повылазят, — заторопил Степан. — Ты вдоль окопчика к кухне, главное, проберись… — Степан уставился Рябцеву в глаза и вдруг перекрестился. — А там, перемахнешь в лесок, и можно драпать, пока попрятались, а, Петь?..

Поймав руки Степана, Капитан обнял его, хлопнул по плечу помрачневшего Емельяна и, пригибаясь, бросился по дну траншеи в сторону кухни.

Окоп завернул вправо. От кухонного блиндажа отделяла только поляна. Дальше начинался лес, и там уже ничто не смогло бы его остановить. Но как пересечь пустошь незамеченным? Рябцев осторожно высунул голову над бруствером и осмотрелся. Собравшись с духом, он уже хотел, было, махнуть наверх, как вдруг слева, в угловой перекрытой щели, куда при объявлении тревоги скопом гоняли пленных, работавших у кухни, он увидел Мирона. А тот увидел его.

И для обоих всё стало ясно в долю секунды. Выждав мгновение и не сводя вопросительных глаз с капитана, Мирон передернул затвор АКМа.

Рябцев не двигался.

— Послушай, солдат… сейчас я вылезу и перебегу к лесу. Придется тебе стрелять в меня, — проговорил Рябцев не своим голосом.

Тот навел на него дуло автомата.

— Ты можешь со мной уйти… Выбирай. Только быстро, — подстегнул Рябцев.

— Да пошел ты… Пристрелят, и ста метров не пробежишь.

— Кто пристрелит? Ты или они?

— Не я, болван!

— У тебя нет выбора. Присягу ты кому давал?

Абрек Мирон с отвращением замотал патлами.

— Вертолеты пойдут на новый круг, я встаю и ухожу… лесом к ручью, — механически объяснял Рябцев. — Быстрее шевели мозгами!

Мирон шарил глазами по сторонам. И вдруг принял решение. Откинув автомат за спину, он на четвереньках пробрался к капитану и замотал вывалившимися из-под косынки русыми патлами:

— Мины там. Тропы заминированы.

— Обязательно идти по тропе?

— Если не по тропе — вообще не пройти.

— Лучше, чем сидеть и ждать, пока пулю всадят в затылок. А если к воде спуститься, по речке идти?

— Единственный вариант. Там есть тропа… Не главная, которая по ручью тянется, а другая. Они для себя ее оставили, — нерешительно заговорил Мирон. — Пометили ветками. Ну, вдоль тропы… ломаными. Сам помогал минировать. Если ветка сломана — можно идти. Если сломанных веток нет — мины. Только когда это было? Когда таять начало, они без меня ходили новые мины ставить.

— Нет выбора, — повторил Рябцев.

С востока нарастал вертолетный гул. И не прошло минуты, как раздался новый залп, еще более мощный, чем все предыдущие. Вокруг всё затянуло дымом. На голову сыпался щебень, ветки, клочья сетки. Снаряды перекапывали стрельбище и расположение батальона Айдинова. Отдельные взрывы ложились рядом с кухней.

Время было упущено. В тот же миг на дно траншеи — в десяти метрах правее — свалились еще две туши. Боевики. Оба в изодранном камуфляже. Они подобрали свои автоматы и сели спиной к стене окопа. Рябцев не сразу узнал напарника Мирона Гомера Алхазова и одного из братьев, как будто бы Магогу. Азербайджанец держал в руке саперную лопатку.

Смерив Мирона недоуменным взглядом, Алхазов что-то выкрикнул ему по-чеченски. Боевики переглянулись. Азербайджанец потянул к себе АКМ.

В следующий миг, сделав непонятный жест, Мирон вскинул свой автомат и пришил очередью обоих абреков к стене окопа.

Не сразу определив, кто выпустил очередь, Рябцев ощупал свой живот, грудь, плечи и, словно очнувшись, вскочил на колени, вскарабкался к краю окопа и осмотрелся. У подножия пихт догорали машины. Вокруг не было ни души.

Не обращая внимания на Мирона, Рябцев пробрался на четвереньках к пристреленным боевикам и забрал автомат из рук азербайджанца. Тот был еще жив. Держась за черенок лопатки, Алхазов подергивал головой. На губах его пузырилась кровь.

Очнулся и Мирон. На четвереньках подобравшись к своим жертвам, он сорвал с Алхазова подсумок, хотел высунуться наружу, но мощный взрыв, раздавшийся за кухней, заставил обоих укрыться на дне траншеи.

Армейский подсумок оказался набит рожками. В придачу к рожкам Мирон вывалил на землю три гранаты, одну из которых запихал в карман, а две другие протянул Рябцеву…

Первые пятьсот метров бежали сломя голову. Мирон знал, что лес, спускающийся к реке, не заминирован. Стремясь максимально увеличить запас времени на случай преследования, оба летели напролом, сминая кустарник. Оба то и дело падали, кубарем скатывались под уклон, но вскакивали и неслись дальше. Рябцев не поспевал за Мироном. Грудная клетка разрывалась от недостатка воздуха, в ушах стучало, перед глазами плыло.

Вместе упав на крутом склоне, они внезапно скатились к ручью. Распластавшись на гальке, пытались отдышаться. Сотрясающее лес уханье снарядов и ответные раскаты автоматной стрельбы остались далеко позади.

— Я не Одинцов… Морокин я, — сказал Мирон, отдышавшись. — Рядовой Морокин… Тридцать второй воздушно-десантный полк… из Перми. Мирон Морокин… Тридцать второй, говорю, запомнил?

— Морокин? — словно не веря, переспросил капитан.

— Если что не так, и вообще…

Рябцев понимающе кивнул.

— В Аргуне замели меня, в августе… На жизнь своих не покушался. Честное слово даю, — поклялся Мирон.