Хам и хамелеоны. Том 2 - [87]

В конечном счете, всё упиралось в тезис, от которого многие шарахались еще во времена службы Рябцева-старшего: Россия — страна, мол, особая. В силу своей исторической идентичности, в силу менталитета ее народа она, мол, способна мобилизовать свой потенциал только в экстремальных условиях. Русские не способны на поступательные половинчатые действия…

Однако это не избавляет человека от заложенного в его природу наследия — наследия Хама, как объяснил однажды владыка Ипатий. И если верить Книге книг, если вообще есть смысл в опыте прошлого, то это наследие — при проекции данного принципа на современную Россию — сегодня сводится буквально к надругательству над авторитетом, пусть и бессознательному, пусть без злорадства. Хотя и он, авторитет, не является зачастую столпом нравственности. Хотя и он не есть однозначно производное от добра, как и бездействие. Но вывод всё же напрашивался однозначный: воля, проявляемая в земных делах, замыкается на зле. Вот тут-то и заявляло о себе что-то надродовое, разуму недоступное… Увы, в стране, в которой он жил, непротивление злу вело к преумножению зла.

Но ведь и злом выкорчевать зло тоже невозможно. Тогда где же выход? В полном отмирании и в полном возрождении заново, на других началах и в обновленной репликации всего, что уже было или просто могло бы быть? Но не начнется ли всё сначала? По тем же законам отрицания, которые приведут всё к тому же надругательству?..

Вместе с возвращавшимся в подразделения военным людом разных родов войск и званий «зондеркоманду», как пошучивал над своей миссией полковник Однораз, по прилете в Моздок в тот же день переправили в Грозный. Расквартировали группу на территории подразделения ГРУ в Старых Промыслах. Офицерам отвели две полуподвальные каморки. Здесь и пролетели трое суток в полнейшем бездействии.

Новостей не поступало ни от Майбороды, ни из округа. Полковник Однораз теребил по телефону Шерстобитова, который всё еще находился в Моздоке, по каналам закрытой связи вновь и вновь выходил на Окатышева. Но в Петербурге твердили одно и то же — сидеть и ждать.

Полковник Майборода дал знать о себе только на третьи сутки. Он приехал вечером, к ужину, привез бутылку московской водки, котелок котлет и канистру питьевой воды, заверив, что от местной «радоновой» воды пользы столько же, сколько и от прославленного кавказского климата.

Небритый и заметно недосыпавший, полковник производил впечатление обидчивого добряка. Он напропалую острил, но по его усталым глазам Рябцев-старший понимал, что история с обменом — лишь одна из его неисчислимых забот и, скорее всего, не главная.

Дни стояли уже теплые, но в помещениях топили, как зимой. Дорогой полковник успел продрогнуть и теперь придвинулся ближе к отопительному агрегату, сетуя на то, что в горах еще зима зимой, снега столько, что ни пройти ни проехать. Потом говорили о боях в Аргунском ущелье, о кровопролитной заварухе под Урус-Мартаном. Когда же офицеры пропустили по третьему разу, полковник вдруг перестал улыбаться и, вопросительно вглядываясь в лица, стал излагать схему обмена, выработанную совместно со специалистами ФСБ. Обмен предстояло проводить по «хитроумной» схеме — синхронно, в двух разных точках. Майборода не скрывал, что план Шерстобитова ему не по душе. Но он ничего не мог изменить.

— Местонахождение вашего сына известно. На карте могу показать… Это не так далеко, — объяснял Майборода, задерживая на Рябцеве-старшем оценивающий взгляд. — Горы, снег… Окопались капитально. Наших там человек десять, не считая рабов. Бомбить не стали, хотя давно можно было вычистить логово и дезинфицировать… Вашего сына держат в самом расположении отряда Кадиева. Условия содержания… — полковник пожал плечами. — Кинотеатров там нет, сами понимаете. Так что главное развлечение — самосуд. Одному из наших пальцы отрубили лопатой, а потом нож бросили, чтобы сам дорезал ошметки.

— Откуда такие подробности? — помедлив, спросил Михаил Владимирович.

— Попался нам один молодчик, поделился… Сам Кадиев — редкая птица. В разработку мы давно его взяли. Легализации вроде не добивается — так здесь говорят о таких, как он. О тех, кто не прочь рвануть на нашу сторону. На деле, сами понимаете: одна рука дает, другая забирает. Возьмите хоть меня… Разве я могу что-то гарантировать лично? Всё, что им предлагают в Москве, так это объективное и непредвзятое рассмотрение их участия в бандформированиях… — Полковник усмехнулся. — Таким, как он, некуда деваться. Если бы он нам поверил, думаю, сложил бы оружие… Чеченцы — народ гордый и в принципе порядочный. Но у них плоховато с тормозами. Да и в исламе учение о грехе — другое. Ислам не ставит вопрос ребром. Он проблему нюансирует. Отсюда разный тип поведения, непонимание… — Дожидаясь реакции на сказанное, полковник замолчал, но, поскольку реакции не последовало даже от Сулеймана, Майборода сообщил главное: — Что же касается вашего присутствия, то я принял решение вас не впутывать. Получите сына, и на этом — баста. Дальше сами будем разбираться…

После визита в часть порученца Окатышева глаз сомкнуть ночью вообще не удалось. Мысленно перебирая увиденное и услышанное за день, вновь и вновь прокручивая в голове слова полковника, Рябцев-старший, не переставая, копался в своем прошлом. Ему все чаще казалось, что где-то там и таилась разгадка всего, что происходило в его жизни сегодня… Перед тем как лечь, они долго дискутировали с Сулейманом.