Халиф на час - [103]

А халиф слышал, как Абу-ль-Хасан разговаривает сам с собой, и хохотал над ним: ведь именно этого он и хотел. Потом Абу-ль-Хасан принялся озираться направо и налево, оглядывая толпу наложниц, рабынь и слуг, которые все выстроились, чтобы служить ему. Он стал всматриваться в девушек, которые с ним ужинали, и узнал их, и лучше всех узнал девушку, которую полюбил и о которой говорил халифу. И, узнав ее, он помянул имя всемилостивого и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Клянусь Аллахом, проклятый, я буду лежать под одеялом, пока ты не уйдешь, прокляни тебя Аллах, сатана!» — и он накрыл голову одеялом, говоря: «Этот проклятый ко мне вернулся, так как я вижу теперь то же самое, что видел в тот раз!» — и зажмурил глаза и сказал: «У Аллаха власть и помощь! К нему прибегаю против этого бедствия», — но невольницы не дали ему спать, и одна из них, которую звали Якутат аль-Кальб, подошла к нему, и села возле него, и сказала, понизив голос: «О владыка наш, повелитель правоверных и наместник господа миров/не спи больше, ибо время позднее. Встань, соверши омовение и помолись по твоему обычаю». — «Врешь, проклятая! — воскликнул Абу-ль-Хасан. — Да посрамит тебя Аллах, сатана! Мое имя не повелитель правоверных, мое имя Абу-ль-Хасан, и я не халиф. Убирайся от меня! Прибегаю к Аллаху великому за помощью против тебя, сатана! Я теперь знаю, что ты врешь. Я Абу-ль-Хасан, о проклятая! Ты хочешь второй раз отправить меня в больницу!» — а халиф так хохотал, что лишился чувств. Потом, немного спустя, Абу-ль-Хасан поднял голову и увидел невольницу Якутат аль-Кальб, которая пела ему прошлый раз песню, и она повторила те же слова и сказала: «О повелитель правоверных, заставь себя встать и не засни еще раз, так как солнце уже сияет». — «Кого ты называешь «повелитель правоверных»?» — спросил ее Абу-ль-Хасан, и она ответила: «Твое величество, повелитель правоверных! А что? Разве есть, кроме тебя, наместник господа миров? Я твоя невольница Якутат аль-Кальб, и моя обязанность поднять твое величество от сна, ибо у тебя не в обычае задерживаться и спать до сей поры». — «Ради Аллаха, о владычица красавиц, скажи мне, кому ты говоришь «повелитель правоверных»?» — спросил ее Абу-ль-Хасан, и она сказала: «Я говорю «повелитель правоверных» твоему величеству, ибо ты наместник посланника Аллаха, — да благословит его Аллах и да приветствует! — владыка мира от востока до запада и опекун мусульман. Мы, твои невольницы, ожидаем, когда твое величество встанет от сна, чтобы пожелать тебе доброго утра». — «Ты несомненно ошибаешься», — сказал Абу-ль-Хасан, и невольница воскликнула: «Опомнись, о повелитель правоверных! Как же это я ошибаюсь! Кто же, кроме тебя, халиф?» — «Спаси нас боже! Мое имя Абу-ль-Хасан! Я не повелитель правоверных!» — закричал Абу-ль-Хасан. «О наместник Аллаха, ты, видно, грезишь или ты шутишь, чтобы над нами посмеяться, — сказала невольница. Открой глаза и взгляни на твоих рабов, невольниц и наложниц. Все мы служим тебе и готовы исполнять твои повеления. Не удивляйся, что ты вчера заснул в этом месте, так как вчера вечером тебя одолел сон в этой комнате и ты заснул, а нам не хотелось поднимать тебя и тревожить, чтобы уложить тебя в твою постель, и мы все решили спать у тебя в ногах», и невольница Якутат аль-Кальб продолжала говорить Абу-ль-Хасану такие слова и объяснять ему, что случилось, а он все воображал, что это сон.

Наконец Абу-ль-Хасан открыл глаза и посмотрел на рабынь, рабов и невольниц и узнал их всех, и девушка Якутат аль-Кальб молвила: «О повелитель правоверных и наместник господа миров, мы надеемся на твое прощение, не сердись же на нас, ибо мы хотим, чтобы ты встал, так как время уже позднее. Если твоей душе угодно, то встань от сна». — «Ты обманщица, — закричал Абу-ль-Хасан, — и все это неправда! Я вижу, я знаю про себя, что я Абу-ль-Хасан, и вовсе я не халиф и не повелитель правоверных. Я не могу поверить этим словам и не дам больше себя обмануть. Не пойду я еще раз в больницу! Я Абу-ль-Хасан, я Абу-ль-Хасан!» — «Кто Абу-ль-Хасан, повелитель правоверных? — сказала невольница. — Что это за Абу-ль-Хасан, о наместник господа миров? Ты грезишь! Ты повелитель правоверных Харун ар-Рашид, наместник Аллаха. Кто такой Абу-ль-Хасан? Ты наш владыка и наш халиф. Очевидно, что ты сейчас во сне». И Абу-ль-Хасан принялся тереть глаза, озираясь направо и налево, и увидел, что он в той комнате, где пил и веселился с невольницами и наложницами, и ум его был ошеломлен, и он не знал, что думать. Однако он все-таки вообразил, что все это неправда и наваждение сатаны, и сказал себе: «Не иначе как сатана — посрами его Аллах — вошел через дверь и схватил меня за голову, как в тот раз, чтобы лишить меня рассудка. Но я призываю Аллаха на помощь против него! Аллах сильнее его, и на Аллаха я уповаю». А халиф слушал слова Абу-ль-Хасана и смеялся.

Потом Абу-ль-Хасан зажмурил глаза и прикинулся спящим, и девушка Якутат сказала ему: «О повелитель правоверных, поскольку твое величество не желает вставать, то мы выполнили нашу обязанность. Однако диван полон везирей, эмиров и вельмож царства, и все они ждут, пока твое величество выйдет и вынесет приговор о всяком деле, относящемся к управлению государством! А этим, как известно, занимается только твое величество, ибо никто не может занять место повелителя правоверных», — и невольница не отставала от Абу-ль-Хасана, пока не подняла его. Она взяла его за руку, а остальные наложницы подпирали его с боков, и все они, помогая друг другу, спустили его с ложа. Они посадили его в комнате на скамеечку с подушкой из страусовых перьев и принялись, как обычно, плясать и петь, ударяя по струнам инструментов. И Абу-ль-Хасана охватила оторопь, и он не знал, что с ним происходит, но в конце концов сказал про себя: «Думаю, что все это так и что я халиф, повелитель правоверных». Он хотел поговорить с невольницами и расспросить их, но звуки музыки и пения были до того громки, что никто не слышал его слов, и тогда он сделал знак Хабл аль-Лулу и Наджмат ас-Субх, так как те сидели от него близко, почти рядом, и пляску прекратили, и невольницы подошли к нему. И Абу-ль-Хасан молвил: «Ради Аллаха, не врите мне и говорите правду! Скажите, кто я такой?» И Наджмат ас-Субх ответила: «О повелитель правоверных и наместник господа миров, ты явно смеешься над нами, задавая этот вопрос. Наши умы смущены таким вопросом. Что, разве твое величество не знает, что ты повелитель правоверных, повелитель мира на Востоке и Западе? Но просим прощения, о повелитель правоверных! Если ты не смеешься над нами, спрашивая это, значит, ты видишь сон, ибо ты спал этой ночью больше обычного и стал теперь говорить слова, которые не умещаются в уме человека. Но ты все-таки над нами смеешься! Вспомни, что вчерашний день, когда ты вошел в диван, ты приказал вали помучить имама и четырех стариков, сторожей в таком-то квартале, а также велел твоему везирю Джафару взять кошель с пятью сотнями динаров и пойти отдать его одной старухе из этого квартала, которую зовут Умм Абу-ль-Хасан», — и Наджмат ас-Субх рассказала ему обо всем, что было с ним в тот раз во дворце, — о еде, питье, плясках и о прочем, — и наконец молвила: «А ты забыл, повелитель правоверных, как ты вчера вечером сел за столик, и посадил нас возле себя, и пил вино из наших рук, и всех нас поил, а потом, повелитель правоверных, ты заснул в этой комнате, и за всю твою жизнь, повелитель правоверных, не случилось тебе спать таким крепким сном, как ты спал сегодня ночью. Посмотри: у тебя не хватает даже сил открыть глаза», — и Хабл аль-Лулу и остальные наложницы все принялись подтверждать то, что рассказала Наджмат ас-Субх, а главный евнух тоже пришел и сказал: «О повелитель правоверных, у твоего величества не в обычае спать до сей поры, и если наместник Аллаха соизволит, то уже пришло время молитвы».