Хаджи - [14]

Ибрагим размышлял и пришел к выводу, что евреи таки добьются успеха в строительстве поселения Шемеш. Он разглядывал их в турецкий полевой бинокль, когда они готовились к работам на болоте. За неделю по новому периметру возведены каменные стены, поставлены высокие сторожевые вышки. Генератор не только давал энергию прожекторам, позволявшим им работать ночью, но и делал почти невозможным будущее нападение.

Там постоянно стоял шум строительства. Палаточный городок уступил место общественным зданиям из камня. У них была госпитальная палатка; он подсчитывал число евреев, заболевших малярией. Порой могла слечь половина из них. Их это не останавливало. Несколько раз прибывали группы других евреев, чтобы помочь в работе.

Еврейская земля — большей частью несколько тысяч дунамов болот и низин, жуткое место, населенное змеями, комарами и прочими гнусными тварями. Ибрагим не понимал, как там может что-нибудь расти. В основном они были заняты непонятным копанием двух больших каналов к тому месту, где территория имела уклон к берегу. Эти каналы они выкопали по обе стороны болота, а потом поставили на них запруды. К каналам вела сеть канав.

Другая часть еврейской земли представляла собой склон холма как раз напротив табской оливковой рощи и простиралась до их общей границы. Она была полна древних заброшенных террас того типа, что древние евреи строили тысячи лет назад. Они были миниатюрным подобием огромных террас в Баб-эль-Ваде и знаменитых библейских террас Иудеи. На полях было множество камней. Евреи собирали их и на тележке, запряженной быками, перевозили к основанию террасы. Оттуда они их брали вручную, как делали еврейские рабы при сооружении египетских пирамид. Они переносили их туда, где время, дожди, солнце, землетрясения и выветривание разрушили террасные стены. Реставрация принимала вид ступеней гигантской лестницы. Каждая ступень подпирала небольшой участок земли, где можно было посадить фруктовый сад, виноградную лозу и даже злаки. Новые стенки предотвратят смывание плодородной почвы и позволят использовать землю, пропадавшую бесполезно. В Табе тоже было террасирование, но добрая его часть десятки лет уже была разрушена и никогда как следует не восстанавливалась.

Евреи привезли странные деревья, и Ибрагим заставил Фарука подняться и сосчитать их. Фарук сказал, что их сотни, потом тысячи, и ум его воспарил — он говорил уже о миллионах, может быть, даже миллиардах.

— Что они думают делать с этими деревьями? Выпить болото? — пробормотал Ибрагим.

— Это то самое, что, по их словам, произошло в Изреельской Долине, — ответил Фарук. — Не могут же они изменить того, что повелел Аллах! Этого никогда не может быть. Они идиоты.

— Я слыхал на рынке в Рамле, — сказал Фарук, — что деревья привезли из Австралии и что они всегда хотят пить.

— Австралия? У них что, есть в Австралии дикари?

— Не знаю.

— Где это?

— Где-то за Индией. Так далеко на восток, как продолжается на восток земля, пока не становится западом.

— Этого мне не понять, — сказал Ибрагим. — Они в самом деле верят, что эти деревья станут здесь расти? Оглянись, Фарук, видишь ли ты в этой долине какие-нибудь деревья, кроме этого убогого дуба, который здесь живет лишь ради нашего святого покровителя?

— Нет, — согласился с братом Фарук.

Спустя шесть месяцев после того, как приехали сюда евреи, произошло удивительное событие. Евреи снесли земляные плотины, что отделяли каналы от болота. Ибрагим вытаращил глаза, когда по соединительным канавам гнилые, вонючие воды стали медленно стекать в каналы. Вскоре каналы взбухли от устремившейся вниз воды, и уровень болота начал на его глазах понижаться. Через несколько дней он сам увидел, как австралийские деревья толстеют от вонючих соков болота. На месте болота, высыхавшего под горячим солнцем долины, показалась невероятно черная, богатая почва. Значительную ее часть перенесли на террасы, а остальное снова перекопали канавами, чтобы осушить последние следы болота.

Каналы были опустошены в низину. Ибрагим удивился, что они не дали им достигнуть моря, и велел Фаруку разузнать.

— Это полнейшее сумасшествие, — сказал Фарук, узнав ответ. — Они это оставляют как место отдыха для перелетных птиц.

Ибрагима бесило, что евреи каждый вечер поют и танцуют, что они в состоянии петь и танцевать после того, как потратили столько сил на дневную работу. Когда он сравнил это с вялой и сонной жизнью Табы, он понял, что два чуждых мира идут к столкновению.

То, что сделали евреи, весьма обескураживало деревенских.

— Нам никогда не отомстить, — однажды прохныкал Фарук.

— Мы добьемся отмщения, — сердито возразил Ибрагим. — Пусть евреи продолжают свои штучки. У них денег сколько угодно, а у нас их нет. Они могут прятаться за своим частоколом, потому что они трусы. Но рано или поздно им придется выйти оттуда, чтобы сеять и собирать урожай. Тогда они узнают законы бедуинов. Подожди… терпение сдвигает горы.

Больше всего Ибрагим размышлял о пугающей продаже земли. Сначала евреям откидывали болота и эродированые пашни. Поначалу все шло хорошо, ведь и сам он, и все шейхи и мухтары, и феллахи не верили, что у евреев земля пахотная. Рано или поздно они откажутся и уберутся отсюда. Этого не случилось.