Хадасса - [29]
Проходя по улице Бернар, Ян заглянул в кошерную булочную под названием «Хески». У прилавка две клиентки выбирали сладости, а рядом в большой коляске тройня малышей пыталась ухватиться за свои ярко-красные ботиночки. Кассирша в белых перчатках взвесила масляные бисквиты, посыпанные сахаром, и отсчитала двенадцать медовых рогаликов. В пятницу, накануне шабата, всегда было много покупателей, и надо было приходить рано, чтобы корзины не оказались опустошенными. Ян приходил сюда каждую неделю. Ради нежных и вкусных шоколадных конфет, а также в надежде, что случай поможет ему однажды встретить ее.
Когда молодая мамаша оплатила покупки, выложив монеты на прилавок, Ян поспешил к выходу, открыл дверь для дам и коляски. Привыкшие управляться с такой тяжелой коляской, они без видимого усилия вышли на заснеженный тротуар, и та, что помоложе, опустив глаза, произнесла thank you[9]. Булочник с накрученными вокруг ушей папильотками вышел из служебного помещения, и Ян сделал заказ ему.
Не доходя нескольких метров до Парковой аллеи, Ян столкнулся с Алисой, которая в этот пасмурный день прогуливалась здесь с группой учениц, шедших следом за ней. Девятнадцать девочек со стрижкой каре, опустив голову, шагали по тротуару парами за своей учительницей, а несколько учениц шагнули на мостовую, чтобы получше разглядеть мужчину — гоя, некошерного, который остановился около мадам. В шеренге зашептались, послышались смешки. Алиса поняла, что не может задерживаться долго, поскольку вопросов, вызванных любопытством, будет очень много.
— Кто это был? Ты его знаешь? А нам с двенадцати лет не положено разговаривать даже с двоюродными братьями.
Группа прошла. Маленькая рыжеволосая девочка, последняя в ряду, долго шагала, обернувшись назад, даже споткнулась о выбоину на дороге.
Они оказались в центральном проходе Лавки, стояли рядом, зажатые прилавками. Он, высокий, как дерево, она, миниатюрная и сияющая. Волнение охватило обоих.
— Где тут… розовые грейпфруты? — отважилась спросить она, и щеки ее окрасились февральским румянцем.
Неподражаемый голос сорвался, женщина хотела добавить имя, произнести его хотя бы раз вслух, услышать, как оно прозвучит мелодией фортепьянного концерта, но она не осмелилась, и имя замерло под несколькими слоями одежды. Удивившись вопросу, он пошел разузнать, где искомый фрукт, и около зелени заметил Шарля, выходившего без пальто из Лавки.
— Здесь… вот они, — сказал он еле слышно.
Женщина подошла к нему, не отрывая взгляда от башмаков. Протянула левую руку в перчатке, взяла грейпфрут из руки мужчины, их пальцы соприкоснулись, она произнесла спасибо, Thank you, затем отвела глаза от пухлых губ малинового цвета, пошла к кассе с одним грейпфрутом в руке. Несколько шагов, и Ян уже стоял за кассой, цитрусовый плод перекочевал из одной руки в другую и медленно, очень медленно лег на весы. Из лавки Нины Шарль созерцал сцену, перечеркнутую ледяным дождем и несколькими машинами. Хески. Женщина узнала логотип на бумажном мешочке.
— Ты… ты знаешь Хески? — Она прикусила губу.
— Да, — ответил ей бакалейщик. — Я покупаю там шоколадки.
Женщина вся дрожала и с трудом достала кошелек. Он задал ей вопрос:
— Вы живете неподалеку отсюда?
Она прижала черный шерстяной кошелек к груди, побледнев до сине-зеленого цвета, не решаясь ответить, да, она живет совсем рядом, да, но нет, разговаривать с ним было непозволительно, приходить снова тоже недопустимо, запрещено испытывать то, что она ощущала, губительно стоять здесь, перед ним, так близко, но она знала, что сделает это снова, вернется. И не ответила, собралась:
— Сколько?
Он был нездешний, наверняка — с севера Европы, безбородый, бесцветные глаза и ресницы. Заметив, как она напряглась, Ян предугадал ее уход. Он ужаснулся при мысли, что она больше никогда не вернется, хотел сказать ей об этом, но не осмелился, смутившись и задрожав, как больной.
Маленькие пальчики в бежевых перчатках пересчитали монеты на прилавке, одну за одной подтолкнули их к Яну, женщина подождала, прежде чем протянуть руку, получила пакет, отвернулась, завязывая шарф. Ян стоял на месте, шатаясь и посасывая сустав пальца, как наказанный ребенок. Он понял, что не сможет говорить с ней дольше, потому что чем дольше, тем хуже. Она медленно направилась к выходу, продвигалась тихим шагом, не привлекающим неподобающего внимания. Ей надо было выйти. Она вышла. Бакалейщик смотрел ей вслед, увидел, как она перешла улицу, не посмотрев по сторонам, посреди улицы встретилась с Шарлем, который засеменил, наклонившись вперед. Звякнули колокольчики, Шарль приблизился к Яну, и они оба через запотевшее окно смотрели, как град засыпает молодую женщину, удалявшуюся по улице Ваверли в южном направлении. Это было удивительное февральское зрелище.
