Хачатур Абовян - [36]

Демократическое сознание — классовое сознание, но было бы очень упрощенно, если бы мы сузили это утверждение и механически объявили его выражением интересов одной лишь буржуазии. Там, где классовая дифференциация прошла начерно, лишь грубо наметив общие очертания и границы врагов старого общества, там мудрено искать строго определенное представительство классовых интересов. В ранних ступенях своего формирования демократическое сознание выражает интересы того общего антифеодального, антикрепостнического лагеря, которое было собрано накануне революции под именем третьего сословия.

Сравнивая классические буржуазно-демократические революции (Английскую 1648 года и Французскую 1789 года) с ублюдочной Немецкой революцией 1848 года Маркс так гениально характеризует ранний демократизм буржуазии, его классовую природу, взаимоотношение с народом: «В обоих революциях (1648 и 1789 гг. — В. В.) буржуазия была тем классом, который действительно стоял во главе движения. Пролетариат и не принадлежавшие к буржуазии слои городского населения либо не имели никаких отдельных от буржуазии интересов, либо еще не составили самостоятельного развитого класса, или части класса. Поэтому там, где они выступали против буржуазии, например в 1793 и в 1794 году во Франции, они боролись только за осуществление интересов буржуазии, хотя и не на буржуазный манер. Весь французский терроризм представлял не что иное, как плебейскую манеру расправы с врагами буржуазии, абсолютизмом, феодализмом и филистерством.

Революции 1648 и 1789 гг. не были Английскою и Французскою, это были революции европейского масштаба. Они представляли не победу одного определенного класса общества над старым политическим строем, они провозглашали политический строй нового европейского общества. Буржуазия победила в них, но победа буржуазии означала тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности над феодальной, нации над провинциализмом, конкуренции над цеховым строем, разделения собственности над майоратом, господства собственника земли над подчинением собственника земле, просвещения над суеверием, семьи над фамильным именем, промышленности над героической ленью, буржуазного права над средневековыми привилегиями».

Таково раннее буржуазно-демократическое революционное сознание. «1789 год, — пишет Маркс, — представляет победу восемнадцатого века над семнадцатым». Восемнадцатый век открылся торжественным разливом просветительного движения. Руссо, Вольтер, Дидро, «Энциклопедия», французские материалисты, Марат, французские монтаньяры, — вот какие стадии пережило демократическое сознание до того классического расцвета, который так изумительно обобщил Маркс.

С чего оно началось? Какие идеи легли в основу складывавшейся демократической революции? Что является исходными идеями революционного буржуазного демократизма?

Думаю, без труда можно различить в раннем буржуазном просветительстве восемнадцатого века три коренных идеи с разной силой пробивавшие себе путь сквозь философию, литературу, науку, публицистику.

Идея личности — вопрос об эмансипации личности из-под бремени бесчисленных ограничений, накладываемых феодальным обществом, вопрос о судьбах непривилегированных, о народе, который сразу стал центральном вопросом движения, поскольку борьба за освобождение трудящегося большинства, за равенство прав, ставила вопрос не об одной «какой-либо привилегии господствующих, а о всем социальном строе, созданном на привилегиях сословий и корпораций, и, наконец, национальная идея, которая по гениальному замечанию Маркса знаменовала протест против провинциализма и уездного партикуляризма (если перекладывать на русские мерки).

Попытайтесь вдуматься в творчество Вольтера, Руссо, даже Дидро и энциклопедистов, как они ни различны по своим устремлениям, как ни богаты и разносторонние дарования и круг их интересов, как ни резки их фракционные разногласия, — в основе их мировоззрения лежат эти три идеи, по-разному выраженные, не одинаково акцентированные, но решенные в одном направлении с разной степенью последовательности.

Наиболее последовательно демократическое сознание со всеми своими сильными и слабыми сторонами нашло себе выражение в творчестве Ж. Ж. Руссо.

«Этот сын народа, — пишет Плеханов, — страстно любил равенство, он искренно возмущался угнетением бедных богатыми. По своим симпатиям он был демократом до конца ногтей». Его «Общественный договор» есть договор равных. Все здание общества строится на товарищеском договоре равных. Политическая власть не есть принадлежность людей благородного происхождения, а является достоянием каждого члена общества, участвующего в исполнении государственных обязанностей. Вызревавшие лозунги равенства и братства уже тогда наносили сокрушительный удар феодализму. Слово citoyen (гражданин) стало символом равенства и братства после Руссо.

«Простой народ составляет человеческий род: что не принадлежит к народу, так ничтожно, что едва ли стоит того, чтобы о нем заботиться. Человек один и тот же во всех ступенях, а потому те ступени, к которым принадлежит большее число людей, заслуживают большего внимания. Перед тем, кто размышляет, все гражданские отличия исчезают»… «Уважайте ваш разряд людей, не забывайте, что он состоит главным образом из соединения народов и что если из него выключить всех королей и всех философов, никто не почувствует недостатка в них, и все пойдет не хуже прежнего».