Гжатск - [23]

Гжатских помещиков тревожила также опасность остаться после освобождения крестьян без рабочей силы. Помещики опасались, что вследствие скудости смоленской почвы и широко распространенного в уезде отходничества среди крестьян они, получив свободу, не останутся на прежних местах, а разойдутся на промыслы или уйдут в хлебородные губернии. Поэтому в целях закрепления крестьян за помещиками, они требовали сохранить всю землю, в том числе и усадебную, в собственности помещиков, а крестьян наделить ею «во всегдашнее пользование» за повинности в виде оброка или барщины и вместе с тем ограничить их переселение в пределах губернии. Только такой способ, как полагали гжатские помещики, не вызовет разорения их имений.

Особенно упорными сторонниками безземельного освобождения крестьян были владельцы крупных имений Н. Долгоруков, Н. Колачееский, ген. Головин и др.

Князь Н. Долгоруков доказывал, например, что «крестьянам не только полевые наделы, но и усадебные надо дать только в пользование, чтобы сохранить обязанные отношения крестьян с помещиками».

 Н. Колачевский также предлагал «сохранить у крестьян усадебные и полевые наделы на условиях поурочной барщины или оброка». Наиболее надежным средством привязать крестьянина к помещику Колачевский считал сохранение крестьянской усадьбы в руках помещиков. Это позволит помещику, в случае переселения крестьянина в другое место, обязать его за пользование усадьбой оставить в собственности помещика все имущество, кроме одежды. «Вот что прикрепит его к своей родине, — пишет Н. Колачевский, — он никуда не пойдет и не будет бродяжничать. Земля же вообще, как усадебная, так и временно наделенная крестьянам, должна всегда оставаться во всегдашнем распоряжении помещика, как единственное благосостояние, ему оставленное» {СОГА, ф. 567, св. I, арх. 6, л. 8.}.

Некоторые помещики предлагали в своих «отзывах» (например, Гринцевич) разрешить крестьянам переселение только в пределах уезда или губернии и то лишь через 15—20 лет после реформы, когда хозяйственная жизнь имений войдет в определенную норму.

Крепостники-помещики во главе с Александром II, подготавливавшие в Петербурге законы об освобождении крестьян, не могли не прислушаться к голосу своих собратьев, проживавших в своих имениях или в губернских и уездных городах. Большинство помещичьих требований так или иначе было учтено.

Крестьянская реформа 1861 года ликвидировала личную зависимость крестьян от помещиков и этим создала условия для утверждения в стране капиталистического способа производства. В этом сказался буржуазный характер реформы, в этом состоит ее прогрессивное значение.

Но крепостники-помещики, согласно выработанным ими «Положениям 19 февраля», сохраняли за собой право собственности на все принадлежавшие им земли и обязаны были наделить крестьян землей лишь в постоянное пользование за определенные повинности. «Положения» указывали, что наделение крестьян землей необходимо было «для обеспечения их быта и выполнения их обязанностей перед правительством и помещиком». Для каждого уезда и даже отдельных частей уезда были установлены максимальные и минимальные нормы надела на мирскую душу. Выше максимальной нормы крестьяне не имели права требовать, а ниже минимальной помещики не имели права наделять крестьян.

Максимальная норма надела в Гжатском уезде равнялась 4 десятинам, минимальная — 1 десятине 800 квадратным саженям. Эти наделы при недостаточном плодородии смоленской почвы могли обеспечить лишь нищенское существование. Они позволяли уменьшить дореформенную площадь земли крестьян Гжатского уезда не менее чем на 10 процентов. В общей сложности из 273 тысяч десятин земли, которой владели гжатские помещики до реформы, в надел крестьянам отошло 137 978 десятин {См. Бочкарев. Экономический быт и финансы Юхновского уезда в очерках и монографиях. Смоленск, 1911, стр. 268.}. Остальная земля осталась в распоряжении 128 помещиков. Поскольку «Положения» предоставляли помещикам право разверстывать угодия по своему усмотрению, они отрезали у крестьян самые лучшие земли Более того, чтобы вынудить крестьян на кабальную аренду помещичьей земли, они клиньями вгоняли свои земли в земли крестьян, лишали их колодцев, водопоев или прогонов к водопоям, лугов, пастбищ. Поэтому крестьяне вели длительную и упорную борьбу за возвращение «отрезков».

Если помещик давал согласие на выкуп крестьянской земли (до выкупа он оставался юридическим собственником этой земли), то крестьяне за полученную землю должны были заплатить огромные выкупные платежи.

Каждая десятина земли в Гжатском уезде была оценена в 30 рублей 49 копеек, в то время как рыночная стоимость ее составляла в Смоленской губернии 10 рублей 44 копейки, а по другим данным, еще меньше {Я. Соловьев, например, указывает, что цена незаселенной десятины в Смоленской губернии в 50-х годах равнялась 5 руб. 50 коп., а С. Иванов говорит, что она ценилась в разных уездах от 2 до 15 руб. 50 коп. сер. (См. «Статистический очерк состояния Смоленской губ.», «Русский вестник», 1857, стр. 698.)}. В результате гжатские крестьяне должны были заплатить за полученную землю 4 206 769 рублей, то есть в три с лишним раза дороже, чем она стоила в действительности.