— Я тебя разбудил?
Дрожь мгновенно охватила Юльку, трубка бешено заколотилась в ее руке.
— Кто это? — крикнула Юлька.
— Ты не кричи и не ругайся! Вернусь я в твое Максимово. У меня дело в городе! Ты меня слышишь?
— Слышу! — срывающимся голосом крикнула Юлька.
— Я позвонил потому, что не знал, оставила ли ты ключ. Не хотелось зря подниматься по лестнице. А на Заозерку заглянуть не мог, автобусом ехал. Ты слышишь?
— Слышу!
— Почему у тебя голос такой взволнованный? Даже звенит! Что случилось?
Юлька хотела крикнуть ему, что у телефона не Дюк вовсе, но тут же поняла, что не успеет ничего придумать, не сумеет объяснить ему, кто разговаривает с ним! А трубка по-страшному молчала, дожидаясь ответа.
— Что с тобой? — тихо спросил дед. — Повесь трубку, я сейчас поднимусь. Я здесь, у автомата…
— Постойте! — отчаянно крикнула Юлька в загудевшую трубку. Подождите!
— Случилось что? — тревожно спросила соседка, заглядывая в прихожую. — Может, помочь чем-нибудь? Да ты трубку-то повесь, гудит без толку.
— Он сейчас придет, — пролепетала Юлька.
— Кто придет?
— Он!
— Да кто он?
— Дед!
— Ну и слава богу! Хорошо, коль на своих ногах возвращается.
— П-подождите! Я сейчас!
На онемевших ногах Юлька бросилась к себе. На часах было пятнадцать минут двенадцатого. Ближайший телефон-автомат, кажется, на Центральной. Значит, придет он минут через десять… Внизу, на лестнице, стояла страшная, изнывающая тишина.
«Здравствуй, девочка. Ты кто?»
«Здравствуйте. Я — Дюк».
«А почему, собственно говоря, ты Дюк? С какой стати?»
Вот именно — с какой стати?.. И письмо! Ужасное письмо, написанное Юлькиной рукой! «Здравствуйте, уважаемый Георгий Александрович… В этом году приехать не сможем. Всего вам хорошего».
Юлька надела плащ, села зачем-то на чемодан.
Раз, два, три, четыре, пять… Еще десять секунд прошло… А может быть, есть еще автомат в том, в ленинградском переулке? Тогда, значит, дед совсем рядом… «Здравствуйте, уважаемый Георгий Александрович…»
Раз, два, три… пять… девять…
Где-то на лестнице хлопнула дверь — то ли наверху, то ли внизу… Внизу!
Юлька, тихо вскрикнув, схватила чемодан и бросилась к двери. Дверь захлопнулась за ней с треском, загремев на весь дом.
Ключ!
Она всей ладонью с силой нажала на кнопку звонка у соседкиной двери.
— Что? — сейчас же высунувшись из двери, встревоженно спросила соседка.
— Ключ! — шепотом крикнула Юлька, бросая ключ от двери в ее ладонь.
— Господи боже мой! Куда же ты на ночь глядя? Деду-то что сказать?
— Скажите, уехала… Н-на Заозерку… Срочно.
Можно было бы подняться наверх, на пятый этаж, и переждать там, пока он войдет в квартиру, но соседка с ключом торчала в дверях, не уходила и даже причитала что-то удивленным голосом.
И Юлька, подхватив неподъемный чемодан обеими руками, проклиная его, бросилась вниз. Чемодан колотил ее по коленкам, но она все-таки, спотыкаясь, побежала по лестнице. Надо было встретиться с ним где-нибудь на площадке между этажами, куда почти не доставал свет электрических лампочек с квартирных площадок, там было полутемно…
Однако она не успела добежать и до первой спасительной полутемной площадки, как звук шагов, оглушительный в гулкой тишине лестницы, отозвавшись в Юлькином сердце, замер где-то на третьем этаже, внизу. Потом так же оглушительно заскрежетал ключ в замочной скважине. Дверь где-то на третьем этаже открылась, захлопнулась снова, и на лестницу вернулась тишина. Не он!
У Юльки совсем ослабли ноги, и она чуть не загремела с последних ступенек. Удалось все-таки удержаться, упершись чемоданом в стенку…
Все! Дверь подъезда захлопнулась за ней, и она оказалась на темной полуночной улице. Несколько прохожих маячили там, на углу, где Мельничная вливалась в Центральную. Юлька, втянув голову в плечи, сразу перебежала на противоположную сторону Мельничной, свернула в переулок и, волоча тяжелый чемодан, пошла в темноту.
Она остановилась, лишь окончательно выбившись из сил. На незнакомой тихой улице, плохо освещенной редкими фонарями, не было ни одного прохожего, но Юльке почему-то не стало страшно, хотя темных ночных улиц она всегда боялась. Лишь один раз ужас охватил ее — когда она вспомнила про кошелек с деньгами. Но кошелек оказался в кармане плаща, она сама его туда переложила из кармашка Дюковой куртки, когда переодевалась после драки с золотым. От этого совсем уже лишнего сейчас переживания у нее пересохло в горле, ослабли колени, и она опустилась на чемодан.
Мимо прошел одинокий прохожий, и когда он замедлил шаг, заинтересовавшись Юлькиной грустной фигурой на чемодане, Юлька спросила у него тоненьким замаскированным голоском, словно была какая-то необходимость маскироваться в этом чужом темном городе:
— Скажите, п-пожалуйста, как пройти к Главному почтамту?
— Пешком не выберешься, — сочувственно ответил прохожий. — Ступай лучше к четверке, полуночница, она вывезет. Через два квартала налево.
Четверка оказалась тем самым стареньким дребезжащим трамваем, который вез когда-то Юльку на окраину города ко второй железнодорожной больнице и весело дребезжал в такт Юлькиным банкам с компотом. Дзяк-дзилинь, дзяк-дзилинь!.. Как хорошо было! Тогда ее ничуть не страшила встреча с дедом. А теперь она бежит, заметая следы, как преступница. Даже банки с компотом упаковала!