Гувернантка - [19]

Князь не бездельничал. Ежедневно он проверял лес и скотный двор, отдавал распоряжения насчет урожая, лошадей или решал, какие деревья рубить для заготовки дров на зиму, а какие оставить. Алексис часто сопровождал князя, входя в роль будущего хозяина поместья.

— Зимы здесь холодные, поэтому заготовка дров очень важна, — объяснил Софи Эдвард. — Деревья рубят, распиливают и колют на дрова, чтобы потом всю зиму топить эти огромные печи. Князь даже не видел всех своих владений. Ими управляют приказчики, управляющие, экономки и прочие слуги, которые, смею заметить, частенько присваивают себе часть доходов.

— Каким образом? — удивилась Софи.

— О, разными. К тому же они не упускают случая обобрать крепостных, пользуясь самыми отвратительными методами.

— А князь знает об этом?

— Да, конечно. Но в один прекрасный день он во всем разберется, поскольку питает отвращение к любой несправедливости.

— Глядя на Обухово, не скажешь, что здесь что-то несправедливо.

— Обухово — не вся Россия.

— Мне кажется, если бы все поместья управлялись как это, лучше было бы оставить, все как есть.

— Вы раньше так не думали.

— Я не видела всего своими глазами. Но здесь… — Софи помолчала. — Все так сложно… Не будем забегать вперед. Я довольствуюсь настоящим.

— В таком случае, — улыбнулся Эдвард, — я хочу, чтобы оно длилось вечно.

Они прогуливались по дорожке в лесу. Немного отстав от них, шли дети с корзинками. Фрейлейн Браун и месье Дюбо, который рискнул прогуляться, несмотря на нездоровье, замыкали процессию. Золотые лучи ласкового солнца проникали сквозь листву, зеленым изумрудом отражаясь на папоротниках и листве деревьев. Детский смех эхом прокатился по лесной опушке. Девочки, одетые в светло-голубые платьица, порхали между серебристых берез, словно бабочки. Алексис раскачивался на ветках деревьев, раздирая панталоны, на что фрейлейн Браун лишь одобрительно кивала. От мадемуазель Альберт она получила указание потакать дружбе молодых англичан и потому не желала отвлекать мистера Хенвелла по таким пустякам. К тому же мальчики всегда мальчики, а в деревне Алексису можно дать немного свободы. Главное, что мадемуазель Альберт взяла ее в сообщницы.

— Это так интригующе, не правда ли? — проникновенно произнесла мадемуазель. — Мы с вами не играем в карты, так почему бы нам не посплетничать немного, как делают все женщины? О чем еще говорить, как не о рождениях, любовных интригах, свадьбах, похоронах и всяком таком, а? Чем мы хуже?

Потому фрейлейн Браун была настроена благодушно. Они так молоды, думала она, глубоко вздыхая своей полной грудью. Ах, как это упоительно — быть молодой и очаровательной, принимать ухаживания молодого человека! А то, что мистер Хенвелл ухаживал за гувернанткой, она не сомневалась. Как и в том, что Софи отвечала ему тем же.

— Что вы имели в виду, Эдвард? — Софи повернулась к своему спутнику. В ее глазах мелькнули озорные огоньки.

— Я бы хотел, чтобы этот момент длился вечно. Может, когда-нибудь вы будете вспоминать эти дни, и они покажутся вам счастливыми. Этот воздух, эти слова, голоса детей, красота и покой вокруг… — «Твоя красота», — подумал он. С Софии, словно что-то случилось. Она расцвела, как цветок на солнце.

— Да, мне бы тоже этого хотелось. Но ведь такое невозможно, не так ли? — Софи смолкла, и на ее лицо словно набежала легкая тень.

Июньское утро выдалось жарким, наполненным сладкими летними запахами и прозрачной синевой. Софи надела розовое платье из пике, сшитое искусной миссис Уилсон по модели модного лондонского журнала «Дамский компаньон». Пышная юбка заканчивалась четырьмя рядами узкого черного кружева. Тугой лиф украшала белая кружевная шемизетка с высоким воротом, украшенным кружевной лентой, тонкая талия перехвачена простым атласным поясом. На голову девушка надела свою любимую шляпку из тосканской соломки с розовой лентой, вместо, прежней темно-синей.

Они собирались на пикник, который, по словам фрейлейн Браун, должен был стать чем-то грандиозным.

— Это не то, к чему мы привыкли. Нас будут сопровождать слуги и повар, а еда будет подаваться в приличествующей князю манере.

Софи слышала, как постукивают копытами лошади. Их запрягали в коляски, на которых должны были ехать дети. Мадемуазель предложила Софии сесть с ней и фрейлейн Браун в маленькую коляску. За ними в повозках должны были ехать слуги. Все это походит на королевскую процессию, подумала Софи.

Она подошла к окну. С улицы доносился запах жимолости и лилий. Ее взгляд устремился вдаль, через поля и сады со спеющими вишнями. Комнату заливал яркий солнечный свет. Эта простая комната отличалась от элегантной гостиной внизу, с ее зелеными роскошными обоями, рыжевато-коричневыми занавесями и мебелью из карельской березы. Здесь же стояли удобные кресла и диван, и, как всегда, в красном углу висела икона с лампадой перед ней, мерцающей мягким светом.

— Огонь каждый год зажигают от освященной пасхальной свечи, — пояснила ей княжна Татьяна. — Как может таиться зло в мире, к которому так близок Бог?

Но к этому миру был близок не только Бог, но и самые дикие предрассудки. Софи знала, что местные крестьяне невежественны и страшно суеверны. Они верили в заклинания и порчу, в дурной глаз и заговор, в то, что гром — это Божий гнев, а грибы перестают расти, если их увидит человек. Они также верили в чудесную силу обрядов. Этот страдный, полный противоречий мир затягивал Софи в свои сети, и постепенно мама, Аделаида, Джейн, Генриетта и братья стали казаться ей жителями далекого мира, который некогда был ее собственным.