Гувернантка - [17]

— Продолжайте, — попросил Эдвард.

— Мне кажется, я никогда раньше не видела подобного света, — повиновалась она ему почти против воли. — Ни луна, ни солнце не дают такого света. Этот серебряный свет мерцает всю ночь, до самого утра.

— Это белые ночи. Они потрясают всех иностранцев, живущих здесь. Мы дети ночи. Мы не принадлежим полуденному солнцу, — мрачно произнес Эдвард, словно хотел предупредить о чем-то.

Тут в ресторан ввалилась оживленная компания, веселый женский голос и глубокий мужской баритон перекрывали другие голоса. Швейцар у двери отвесил глубокий, почти до пола, поклон.

— Смотрите, — удивилась Софи, — это же Анна Егоровна. Какая красивая!

Балерина была в цыганской юбке, пеной оборок вздымающейся вокруг тонкой талии. Под кружевной накидкой соблазнительно белели округлые плечи. Ее темные, шелковистые волосы были собраны в гладкую прическу, подчеркивающую изящные черты лица. Зачарованная, ее хрупкой красотой, Софи едва обратила внимание на остальных прибывших. Многие посетители ресторана повернулись в их сторону, привлеченные смехом. Сердце Софи забилось, словно птица в клетке, когда она узнала в одном из спутников балерины князя. На долю секунды их взгляды встретились.

От внимания Эдварда не ускользнул взгляд Софи, и она смущенно потупилась.

— Они обедают в номерах, — заметил Эдвард.

— Веселая компания. Должно быть, что-то празднуют, — рассеянно ответила Софи.

— Интересно, что может праздновать князь?

— Князь?

— Разве вы его не заметили?

— Я смотрела на Анну Егоровну. Она такая необыкновенная.

«Зачем я солгала, — подумала Софи. — Зачем?» Внутри у нее все дрожало.

— Я полагаю, вам известно… — спокойно проговорил Эдвард.

— Что?

— Мы живем с вами в маленьком, тесном мирке. Я думал, вы знаете, что Анна Егоровна — любовница князя.

— Правда? — как можно безразличнее отозвалась Софи, хотя сердце ее на мгновение перестало биться. — Такое бывает, — холодно продолжала она. — И не только в России. Какая восхитительная осетрина.

— Здешний повар, пожалуй, лучший в Петербурге. Кажется, его не раз торговали.

— Торговали?

— Ну да, хотели купить. Сознание Софи помутилось.

— Здесь об этом часто говорят. Кое-кто из знати предлагал за него целое состояние. Его прислали сюда на выучку из какого-то большого поместья.

— Все это так странно для нас, иностранцев! Вряд ли мы можем правильно судить об этом, — вздохнула Софи. — Я только надеюсь, что в России есть и хорошие помещики.

— Есть. Такие, как князь. Но сейчас не время для серьезной беседы. Скоро начнутся цыганские танцы. Уверяю вас, это нечто необыкновенное.

Софи удалось скрыть свои мысли. Она знала, что причина ее волнения — мимолетный взгляд князя, ожегший ее, словно огонь. «Но ведь в глубине души я знала это давно, — обреченно размышляла девушка. — Я люблю его. Наверное, я просто сошла с ума. Ведь подобное чувство с моей стороны просто безумие».

Цыгане пустились в пляс, сверкая черными очами. Женщины, гибкие и стройные, изгибались, будто волны, возле сильных страстных мужчин. Мелькали яркие шали, при каждом движении сверкали и позвякивали монисто и бусы. Когда же они запели, их голоса слились в чувственную разгульную мелодию, исполненную неги и тоски.

Все смолкли, слушая их пение. Софи чувствовала, как трепещут ее натянутые нервы. Ей захотелось спрятаться, дабы скрыть смятение. В этих песнях, идущих из глубины человеческой души, звучали красота, страсть и боль. Когда певцы, наконец, смолкли, Софи облегченно вздохнула. Ей показалось, будто она заглянула в чуждый ей мир, на зов которого откликнулась с готовностью, испугавшей ее.

— Эти дикие песни, — заметил Эдвард, — полны таинственности и чувственности. В них и есть русская душа.

Таинственность и чувственность. Софи проняла дрожь. Ее преследовала мысль, что в это время цыгане пляшут и поют для князя в номерах… А он с нежностью смотрит на Анну Егоровну… Софи еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от ревности. Она, которая не имела на это никаких прав. Ее ревность лишь позабавила бы князя, узнай он о ней.

«Я сошла с ума, — в который раз подумала девушка, пытаясь совладать с собой. — Буду думать об Аделаиде, маме или Эдварде, который не вызывает во мне ничего, кроме дружеских чувств. О, какими спасительными кажутся теперь эти чувства! Как тихая заводь после бури. Я не знала себя, — размышляла Софи. — До этой минуты я словно и не жила по-настоящему».

— Хотя бы раз в жизни стоит посмотреть на цыганские пляски и послушать их песни, — задумчиво улыбнулся Эдвард. — Они будто заглядывают в душу.

— А вы романтик, — едва ли не с отчаянием произнесла Софи.

— Разве вас не тронула музыка?

— Как она могла не тронуть! Я в восторге. Вы подарили мне восхитительный вечер.

— Мне бы хотелось, чтобы таких вечеров было больше.

— Я же сказала, вы — романтик. Есть вещи, которые не повторяются. Кроме того, — добавила она рассудительно, — я никогда больше не позволю вам тратить на себя столько денег. Да, о деньгах говорить неприлично, но и вы и я сами зарабатываем на хлеб. Я напоминаю вам это, как сестра.

— Меньше всего мне хотелось, чтобы вы были моей сестрой…

Повисло тягостное молчание. Софи попыталась нарушить его, но не смогла.