Гуру и ученик - [35]

Как-то раз Странник задал вопрос о тапасе (аскезе): не важен ли он хотя бы в деле помощи подлинной дхьяне? «Возьмём, к примеру, вашу жизнь, — сказал он. — Ваше уединение, пост и всё остальное, что вы испытали в горах Кашмира и позже, во время странствий от одного города Индии к другому. Ведь жить в бедности и нестяжательстве, согласно традиции, — долг санньяси. Разве нет?»

«Только дхьяна имеет значение, — ответил Шри Джнянананда. — Всё остальное — будь то тапас, уединение, молитвы, пост или нестяжательство — вторично и напрямую с „самоосознанием“ не связано. Что действительно важно, так это освободиться от всего, что не даёт тебе полностью и безвозвратно посвятить жизнь молчаливому внутреннему созерцанию. Даже санньяса сама по себе не важна. Эта шафранная одежда, которую мы носим, в большей степени предназначена для окружающих, нежели для нас самих. Цвет кави играет роль непосредственного свидетеля, напоминая всем, что тот, кто в него облачился, отделил себя от мира, так что не следует отвлекать его внимание на мирские разговоры — напротив, необходимо всячески способствовать его жизни в одиночестве и его тесной связи с Богом. Форма надевается для окружающих. Портье или кондуктор автобуса могли бы работать и в обычном белом дхоти, как все остальные. Однако специальная форма демонстрирует людям, что к ним можно обратиться по тому или иному поводу. То же самое касается и одеяния санньяси, к которому люди могут обратиться за помощью в делах духовных. Полицейская форма заставляет потенциального преступника держаться на расстоянии, остановиться и подумать. Не оказывает ли одежда садху похожий эффект?»

В другой раз, когда очередная группа пришла на его даршану, Шри Джнянананда прочитал своё любимое стихотворение: «Там, где нет ничего…» Гости принялись давать свои педантичные комментарии на тамильском и санскрите: кто-то предложил перевести «ничего» как «пустота», объяснив Джнянананде, что английское слово «пустота»[96] соответствует санскритскому понятию «шунья». «Но почему, — ответил он, — вы непременно хотите дать имя тому, что по определению не может быть названо? Как только вы дадите имя не-сущему, тому, чего нет, вы автоматически превратите его в сущее. Как только вы назовёте место, где нет ничего, „пустотой“, — там что-то появится, и всё начнётся заново».

Позднее, вспоминая тот разговор, Странник осознал, что никогда ранее не понимал учение Будды о необходимости медитации для последующего очищения. Нам нужно отнять место у мысли, затем у радости, затем у мира; на более продвинутом уровне мы должны оставить позади все отрицания, которые мы использовали как инструменты для отбрасывания одного этапа за другим, вплоть до выхода за пределы любых утверждений, равно как и отрицаний, и проникновения в состояние абсолютного молчания, в котором достигший этой стадии теряет и осознание самого своего молчания — он оказывается в акаше сердца, в «сверхпространстве», которое нельзя более ограничить или локализовать.

Кто-то спросил Шри Джнянананду о контроле дыхания, пранаяме — полезна ли эта практика? Он, как и многие другие, согласился, что пранаяма полезна, однако напомнил, что нельзя путать пранаяму с техникой задержки дыхания. Всё это лишь подготовка, призванная успокоить и задать ритм движениям тела и, в результате, «волнам» ума. Он разделял взгляд Раманы Махарши о том, что контроль дыхания — это прежде всего очень простое, но непрерывное сосредоточение на самом дыхании, на вдохах и выдохах.

Шри Джнянананда объяснял этот механизм так: «Место, где зарождается вздох, идентично месту, в котором зарождаются мысли. Важно пребывать в этом месте, в этом источнике бытия, и следить за тем, чтобы его тишина и чистота никогда не загрязнялись, не давая себе отвлечься от него или покинуть его. Когда появляются мысли — а этот процесс никогда не прекращается, — вместо того чтобы позволять им унести вас прочь, необходимо следовать за каждой из них к её источнику, погружаясь в самое сердце этой волны, влекущей вас к берегу. Нужно обнаружить, кто думает, ибо такова фундаментальная мысль у истока всех мыслей. Так вы придёте к месту вашего происхождения, к месту, в котором растворяются все прочие места, к Я, в котором исчезают все прочие „я“ (эго). Сосредоточение на дыхании способствует интериоризации. Следуя за дыханием, возвращающимся к его источнику, вы также возвращаетесь к своему собственному источнику».

Там, откуда я пришёл,

Зарождается дыхание;

Там, где зарождается дыхание,

Появляется мысль об эго.

Это место, этот источник дыхания,

Есть и источник моего «я».

В точке, где я размышляет о себе,

Сияет истинное Я.

В тот день среди посетителей был искатель мудрости, «перепробовавший» множество ашрамов и свами. Он был очень искренним и обладал безусловной верой в наставления своих гуру. Однако как только гуру начинал настаивать, чтобы он принял окончательное решение посвятить хотя бы несколько лет молчаливому созерцанию в полном одиночестве, — для него это было слишком. Не проще ли гуру дать непосредственный опыт сердца, о котором столько говорится, одним взмахом волшебной палочки, воспользовавшись удивительными силами