Заходящее солнце косыми лучами тронуло вершину гор. Гурко заметил:
— Пейзаж не для солдата, а для кисти художника Верещагина.
— Пожалуй, — согласился с ним Скобелев.
Иосиф Владимирович приподнялся в стременах, обратился к проходившим солдатам:
— А что, братцы, пожалуй, здесь и шинелишки сгодятся?
— Раскатаем, ваше превосходительство! — ответил за всех бойкий солдат.
Все выше и выше поднимался Передовой отряд в горы. Крутая тропинка местами вилась над самым обрывом. Лошади пугливо косились, храпели. Солдаты жались к увалам. Стоян то и дело поглаживал коня по холке, успокаивал.
Лунная ночь спустилась над перевалом. Небо в крупных звездах и синее. А над Санкт-Петербургом, думает Иосиф Владимирович, звезды мелкие и небо белесое.
Гурко и Скобелев спешились, повели коней в поводу. Иосиф Владимирович спросил:
— Вы, Михаил Дмитриевич, нередко бравируете, со смертью играете. Перед кем красуетесь?
Скобелев рассмеялся:
— Нет, ваше превосходительство, не бравирую я, хочу показать солдатам: бояться пули не следует, на врага надо идти смело. Коли же пуля либо штык достанут, так и умирать надо красиво… А меня не убьют, я в свою звезду верю…
Гурко промолчал, лишь усаживаясь в седло, сказал:
— Нет, любезный Михаил Дмитриевич, смерть может быть и нелепой, и тогда не случиться бы лиху, не подставить бы солдат под пули. А солдата беречь надобно…
Мимо, обходя гору, шла драгунская бригада, за ней потянулась 4-я стрелковая бригада. Солдаты переговаривались:
— Эк, внизу теплынь, а тут, вона, в горах, снега…
— Глаза слепнут, братцы!
— Всю обувку в горах порвали. Вона, сапоги каши просят.
— По такой стежке вниз босыми спустимся.
— Ты еще спустись. Не доведи Бог, турок вон ту гору оседлает и на выбор постреляет.
— Всех до едину положит…
Спуск оказался труднее подъема. Ноги скользили на мелких камнях, от усталости дрожало тело. Жалобно ржали кони, садились на зад, упирались передними копытами в каменистую тропу.
Гурко подбадривал солдат:
— Скоро конец пути, братцы. А там привал, еда горячая, сон. Помните, как суворовские богатыри Альпы-горы одолели. Будем их достойны.
К утру, спустившись с перевала, стрелки заняли оборону, а драгуны и казачья бригада повели наступление на селение Хайнкией.
Никак не ожидали турки на этом перевале русских войск. Державший оборону турецкий табор от удара конницы отступил. На помощь из Твердыни прибыл еще один табор. Но и он был отброшен.
Обеспечив оборону Хайнкиея и дав отряду отдых, Гурко принялся изучать обстановку. По сведениям, главные силы Сулеймана-паши скоро должны причалить в портах, и тогда, конечно, часть их двинется на Передовой отряд. Уже первые таборы из бригады Ариф-паши и Салиля, высадившиеся в Деде-Агача, выступили в направлении Нового Тырново и Семенли.
Черногорская кампания не слишком ослабила армию Сулеймана, морской путь не отразился на солдатах.
Анализируя сложившуюся ситуацию, Гурко пришел к выводу: необходимо как можно быстрее овладеть Шипкой и, соединившись с дивизией, наступавшей из Габрово, остановить Сулеймана-пашу.
Изложив свой план на военном совете, Гурко велел начать подготовку к наступлению на Казанлык, предварительно проведя демонстрацию в Новой Загоре.
— В Новой Загоре, — говорил он, — по данным разведки, располагаются пять таборов, в Казанлыке около десяти, столько же обороняют Шипкинский перевал. Не разбив таборы в Новой Загоре, мы не можем идти на Казанлык. Демонстрацию в Новой Загоре поручаю генералу Рауху.
Во второй половине дня, когда Передовой отряд, подойдя к Хайнкиею и сломив сопротивление турок, вступил в село, Иосиф Владимирович велел позвать Баштанникова. Есаул явился незамедлительно.
— Ваши казаки порадовали меня, — сказал Гурко. — В авангарде они действовали храбро и в горах пробирались, как кошки. У них отличная выучка, есаул. Я непременно сообщу о вашей безупречной службе в Екатеринодар, войсковому правительству.
— Рады стараться, ваше превосходительство!
— А сейчас, есаул, я вернусь к нашему прошлому разговору. Вам с пластунами предстоит двинуться к Казанлыку и вместе с генералом Скобелевым, Орловским полком и болгарским ополчением овладеть Казанлыком. Отсюда откроется дорога на Плевну и к главному Балканскому хребту, к Шипкинскому перевалу. Помните наш разговор? Шипка должна быть в наших руках, ее требуется оседлать, ибо через нее дорога в Забалканье для Дунайской армии…
Не задерживаясь в Хайнкийе, ушли казаки-пластуны, с ними увел болгарское ополчение и генерал Столетов. И не ведал Гурко, что это была его последняя встреча с есаулом Баштанниковым. При взятии Казанлыка есаула Александра Баштанникова сразит турецкая пуля.
Во гневе владыка Блистательной Порты. Узнав о переходе Передового отряда генерала Гурко через перевал, Абдул-Хамид велел казнить Измир-пашу и с ним пять генералов, чьи таборы должны были оборонять Хайнкией.
— Кто заверял меня, что этот перевал непроходим и почему в Долине Роз оказался генерал Гурко?
Замерла жизнь в зале Дивана, и никто из сановников, даже члены тайного совета, не осмеливался нарушать уединение великого султана.
Недвижима стража у ворот. Подобно изваяниям, застыли янычары у кованных причудливым орнаментом двухстворчатых дверей дворца.
