Гуляш из турула - [13]

В четырех углах представлены персонификации четырех сторон света, в центре — гусар на коне вздымает свою саблю, по бокам стоят пехотинец и артиллерист, в глубине развеваются знамена, а надо всем этим из овального портрета на нас сурово поглядывает адмирал Хорти. Такой, как на большинстве портретов и фотографий: в мундире морского офицера, увешанный орденами, словно советский генерал; слегка морщит брови и поджимает губы. Чем-то напоминает актера немого кино. У него несколько голливудская внешность — но не героя-любовника, а скорее злого, ревнивого мужа, второстепенного персонажа, который будет наказан за свои мелкие злодейства. На некоторых, подобных этому, дипломах значатся даты, хотя неясно, была ли это служба внутри страны или за границей. Однако 1942 год, которым датирован этот диплом, по-видимому, свидетельствует о службе на Восточном фронте.

На улице Баттьяни тоже есть красивая витрина, посвященная венгерской армии; здесь кроме фотографий сегодняшних гонведов, мечущихся около устаревших гаубиц и строчащих из «Калашникова» (подпись к фотографиям гласит: «Сила»), можно увидеть ностальгические архивные снимки. На снимке 1942 года, например, гонведы, преклонив колени, благоговейно молятся — как сообщает подпись — «в одном из украинских костелов». Что это за костел и какой дьявол послал туда гонведов на обедню, к сожалению, неизвестно. Дата наводит на мысль, что мы имеем дело с паломничеством 2-й армии, которая была разбита и, увы, почти в полном составе угодила прямиком в ад под Воронежем в январе 1943 года. После воронежского поражения Хорти, уже всерьез решив вывернуться из военной петли, пробовал договориться с англичанами и американцами. О чем, разумеется, прекрасно знал Адольф Гитлер. В 1944 году немцы поменяли Хорти на «венгерского Гитлера» Ференца Салаши[28], так, как меняют прохудившуюся резиновую прокладку в кране.

На других фотографиях с витрины на улице Баттьяни солдаты едут на «поезде свободы» с надписью «Только для солдат»; стоят вокруг зенитной пушки и сосредоточенно глядят в небо или бегут по полю, как в сцене из фильма о войне. Та, с солдатами у пушки, датирована 1944 годом. Над Венгрией уже летит целый рой советских самолетов, и артиллеристы высматривают их с плохо скрываемой тревогой. Можно сказать наверняка, что среди них нет никого из украинского костела. Усатые пилигримы из 2-й армии либо уже мертвы, либо умирают в советских лагерях.

Среди них нет и моего отца, хоть он и служил тогда в противовоздушной обороне и бегал с ящиками боеприпасов. Как-то раз сказал мне с какой-то странной, неоправданной гордостью, что его пушка не подбила ни одного самолета. Он ненавидел армию, любую, питал отвращение к мундирам, к одному только их виду, но больше всего ненавидел усатых мужчин. В свое время мой отец оказался в советском плену и попал в лагерь для военнопленных в Казахстане. Сидел там с другими венграми, а также с немцами и, кажется, даже с японцами. Из лагерной жизни кроме голода и жажды запомнил усатого советского сержанта — специалиста по части брутального унижения заключенных. У моего отца никогда не было щетины, он всегда очень следил за тем, чтобы быть гладко выбритым. Интересно, как он себя чувствовал, когда мы навещали моего единокровного брата, Андраша, в его квартире на улице Дертян, а Андраш, с хулиганским блеском в темных глазах, которые унаследовал от нашего отца, поглаживая свои черные усы, вел занудные разговоры о работе или о политике. Когда я посетил Андраша много лет спустя, уже после смерти отца, блеск в его глазах поугас, а усы как будто поблекли, хотя, кажется, их еще не тронула седина.

В 1944 году в украинском костеле русские курят махорку. Венгры предпринимают бездарные попытки выпутаться из проигранной войны — если только этот снимок не сделан уже после того, как немцы во время акции «Panzerfaust» свергли мягкотелого диктатора и отдали власть в руки Ференца Салаши.

Есть одна такая фотография 1942 года, которую я как-то по-своему люблю и даже на какое-то время сделал себе из нее заставку на экране компьютера. Первая танковая дивизия 2-й армии гонведов марширует на учениях под Эстергомом. На фоне Дунайской излучины и мягких изгибов Вышеградских хребтов движутся легкие танки «Тольди», из их тесных башен высовываются командиры в пилотках, на втором плане мы видим самоходный «Нимрод» с большими черными крестами, дальше — грузовики, полные солдат в штальхельмах, какие носил вермахт; некоторые грузовики тянут пушки, между ними проезжают автомобили, которые, конечно, везут высший офицерский состав, может быть, даже каких-нибудь генералов. Военно-полевой парад, исполненный достоинства и безосновательного спокойствия. Я люблю этот снимок — в нем обнаруживается вовсе не мощь, а меланхолия. В этом марше запечатлелась неотвратимость истории. Армия будущих трупов достойно и спокойно идет на верную смерть.

Суп из Ракоши

Венгерская кухня повсеместно считается острой, пикантной, жгучей. Каждый, кому пришлись по вкусу паприкаш, блинчики по-хортобадьски[29] или фасолевый суп à la Йокаи[30], знает, что это неправда — все блюда здесь щедро заправляют сметаной, способной смягчить любую остроту. Венгерская кухня — это и сладкие десерты, творожные кнедлики, шоколадно-ореховые блинчики Гунделя