Гудбай, Россия - [75]
База родословных и не только
Первые три года мы активно собирали семейные данные о больных шизофренией, которые лечились в клинике, ездили в экспедиции в районы Томской области и даже в Уссурийск, что на Дальнем Востоке.
Например, в январе-феврале 1983 года Сергей Карась и Лена Кассирова поехали вместе с сотрудниками отдела эпидемиологии в Александровский район (север Томской области). За девять дней они обследовали 30 семей больных шизофренией, у 22 больных и родственников взяли кровь на цитогенетические исследования. Ими была апробирована «Базисная карта», после чего я внес в нее некоторые дополнения с учетом полученного опыта. В конце марта я поехал в Асиновский район Томской области с Олей Шериной и Ириной Бояринцевой и двумя эпидемиологами-психиатрами, психологом и иммунологом. За три недели мы обследовали семьи 68 больных шизофренией.
Экспедицию на Дальний Восток организовала суперактивная профессор О. А. Васильева, исходя из каких-то вирусологических соображений. Очевидно, в Сибири «вирусы шизофрении» были другие или их здесь было недостаточно. Этого я не понимал. О. А. Васильева настояла на участии генетиков и добилась финансирования. Таким образом, наша группа состояла из восьми человек: О. А. Васильева, Т. П. Ветлугина и два иммунолога-лаборанта, психиатры — Лидия Александровна Горбацевич и ее руководительница Галина Викторовна Логвинович, генетиками были я и Ирина Бояринцева. Планировалось обследовать 50 больных шизофренией и 50 контрольных лиц, собрать родословные; получить кровь и спинномозговую жидкость у больных для вирусологического анализа. Мы вылетели в Уссурийск 6 сентября 1983 года. Население Уссурийска примерно 150 тысяч жителей, сам город зеленый, пятиэтажный. На учете в диспансере состояло 640 больных шизофренией и 250 — эпилепсией.
Работы было много. Основным инструментом для сбора данных была «Базисная карта». Много времени уходило на получение согласия больного на обследование. О. А. Васильева хотела получить кровь и спинномозговую жидкость у больных, которые не принимают нейролептики. Ей удалось уговорить главного врача А. А. Шмелева прервать лекарственное лечение (?!), но, когда через несколько дней состояние больных резко ухудшилось, лекарства им вернули. Оказалось, что психиатры больницы не умеют делать спинномозговую пункцию. Мне пришлось вспомнить свой неврологический опыт и делать пункции больным. Медицинских показаний для этой процедуры не было. Больные соглашались устно по правилам этики, принятым в то время в СССР. За время экспедиции заполнили 140 «Базисных карт», обследовали 40 семей больных шизофренией и 32 семьи психически здоровых лиц. Через три недели мы вернулись домой. У меня сложились хорошие рабочие и приятельские отношения с Галиной Логвинович и Лидией Горбацевич из отдела эндогенных психозов.
Данные из «Базисных карт» и родословные требовалось проверить, закодировать и ввести в компьютерную базу данных. К этому времени мы получили стационарный компьютер СМ-4. Программы для него написали Евгений Дригаленко и Борис Лещинский. После ввода данных они распечатывались и тщательно проверялись, ошибки исправлялись. Объем этой очень важной и утомительной работы был проделан Сергеем Карасем, Олей Шериной и Ириной Бояринцевой. Мои попытки ее ускорить разбивались о непреклонную волю и добросовестность, например, Ирины Бояринцевой:
— Михаил Самуилович, — говаривала Ира, когда я разглядывал через ее плечо распечатку, — если торопить меня, все равно быстрее не будет. Вот когда я все проверю и перепроверю, тогда и займетесь своими расчетами!
Некоторые логические ошибки вылавливались программно Женей Дригаленко и Борисом Лещинским. Когда мы наконец добрались до расчетов — пошли новые результаты, которые надо было описать, понять, осмыслить и объяснить. Все генетики-аналитики лаборатории активно участвовали в осмыслении данных. Многие мои исходные гипотезы получили поддержку результатами анализа.
1983 год завершился для меня тремя приятными событиями:
• Я прочитал курс по генетике патологических форм поведения (32 часа) студентам Томского государственного университета.
• Ученый совет института утвердил 23 декабря тему моей докторской диссертации: «Генетическая эпидемиология шизофрении и эпилепсии».
• Я подготовил четыре главы для коллективной «красной» монографии с Виктором Колпаковым и моими друзьями Витей Самохваловым и Колей Корнетовым.
«Красная» монография
Одна из наиболее сложных проблем науки — это моделирование психических заболеваний, в частности шизофрении. До сих пор любая модель шизофрении отвергалась из-за невозможности получить у животных картину психопатологии, сходную с человеческой. В этой области работал Виктор Георгиевич Колпаков (к. б. н., Институт цитологии и генетики) из Новосибирска. В его лаборатории вывели линию крыс-каталептиков и крыс с маятникообразными движениями, то есть по типу реакции нервной системы. Я пригласил В. Г. Колпакова почитать у нас в институте лекции по своим исследованиям, и он любезно согласился. Мы с Виктором сразу перешли на «ты». Виктор рассказывал об исследованиях своей группы четыре часа, и никто не хотел уходить из зала. Им была развита теория природы функциональных психозов как проявления чрезмерно низкого порога определенных адаптивных или защитных реакций. В частности, шизофрения рассматривается в рамках этой теории как чрезмерное проявление мимикрической каталептической реакции застывания («животного гипноза»). Для экспериментальной проверки теории и была создана гипотетическая животная модель шизофрении — линия крыс с наследственным предрасположением к каталептическому застыванию.
