Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [145]

Шрифт
Интервал

— Ну, что скажешь, победа? — быстро спросил Ягайло.

— Крыжаки оттеснили нас. Смоляне ещё держатся, государь великий князь заклинает ваше величество двинуть войска на помощь.

— И много легло? — быстро переспросил король.

— Все поле покрыто телами, государь, а под моим государем убито два коня.

— Он жив? Цел?.. Говори же, говори, — король волновался всё сильней и сильней.

— Благодарение Создателю! На счастье наше цел и невредим!

Ягайло перекрестился. В это время из опушки вынесся на всех рысях Витовт, окружённый свитой, и подскакал к Ягайле.

— Государь и брат! — заговорил он ещё издали, — немцы сломили моих литвин, но сами расстроены до конца, веди в бой твои храбрые полки — и победа наша!

— Вперёд! — крикнул Ягайло своим грубым голосом, обращаясь к окружавшим его витязям, — пошлите приказ Зындраму начинать! Вперёд, во славу Пресвятой девы!

Голова польского войска, особенно тот полк, в котором помещалось большое королевское знамя, был в нескольких шагах от короля, воины слышали приказ Ягайло идти в давно желанный бой, крики восторга и радости загремели кругом. Быстро развернулось и сверкнуло в воздухе огромное королевское знамя с громадным белым орлом в короне, и все поляки, охваченные священным восторгом, бодро и смело двинулись вперёд.

Ягайло пропускал знамя за знаменем мимо себя, говоря своим любимым воинам по нескольку одобрительных слов. Войска отвечали радостными кликами и спешили поскорее выбраться из леса на простор, где ждали их смерть или торжество победы!

А смоляне всё ещё держались.

Собрав в ожидании наступления поляков последние три дружины резерва — Сигизмунда, сына Корибута-Новгород-Северского, Киевскую и Витебскую, Витовт двинулся с ними из леса на помощь смолянам, и как раз вовремя.

Они, правда, не потеряли, не уступили ни пяди земли, но число их быстро уменьшалось, и та минута была недалека, когда немцы по их трупам могли бы ворваться в самый центр разбитого и ещё не успевшего перестроиться литовско-русского войска.

Почти одновременно Витовт подвёл свои войска к смолянам, и из-за опушки леса, с левой стороны, показалась голова польского войска, выступавшая под звук труб, литавр, и с развевающимися знамёнами.

Как мы уже знаем, немцы отхлынули от смоленцев, перестроились и дружной массой бросились на новых врагов.

Новая опасность, новые враги, казалось, придали им новые силы. Первый удар был ужасен, богатырь польский Марцишек из Врацимовиц, несший государственное знамя, получил страшный удар по шлему мечом, и хотя крепкий шлем спас его голову, но витязь закачался и упустил из руки знамя. Оно упало среди общей свалки, и это дурное предзнаменование наполнило скорбью сердце Ягайлы, который продолжал смотреть на бой с того же холма.

— Ай! Смотри, смотри! Наше знамя пало! — вскрикнул он, обращаясь к Николаю Тромбе, который тихо читал молитву за спиной короля.

— Успокойтесь, ваше величество, наши герои не такие люди, чтобы с первых шагов отдать знамя государства. Вероятно, случайность какая.

Действительно, кругом поверженного польского знамени закипел отчаянный кровавый бой. Немцы, упоённые только что одержанной победой, дрались как львы, нападали с дерзостью, не имеющей границ, и в первое время оттеснили предзнаменный полк.

Но тут четыре польских прославленных рыцаря Завиша, Наленч, Гадбанк и Елица кинулись в самую густую чащу сечи и сразу повернули дело обратно. Страшная физическая сила этих богатырей-героев, удесятиренная теперь энергией отчаяния, произвела чудеса, горы немецких трупов скоро окружили их, и Марцишек снова поднял и поставил государственное знамя, заваленное было сотней трупов.

Крики радости и восторга загремели кругом в польском войске, а Ягайло, видевший этот новый поворот боя, утёр слезу и благоговейно поцеловал по очереди все свои реликвии.

Поляки ободрились. Наступал решительный момент боя.

Витовт, успевший благодаря удару польских сил, отвлекших главную массу немцев, перестроить свои войска, быстро двинул их вперёд на подмогу польскому войску, несколько оттеснённому рыцарями влево. Казалось, этот новый удар решит судьбу сражения, но не успели ещё литовско-русские полки вступить в новую битву, как вдруг неприятель показался там, откуда его вовсе и не ждали. Победный гимн рыцарей гремел не только на крайнем правом фланге построившихся вновь полков Витовта, но даже в тылу.

Отовсюду скакали к Витовту всадники с донесениями, что значительный отряд рыцарского войска пробирается со стороны Танненберга.

Витовт не верил ушам своим, но звуки медных рогов раздавались всё ближе, победный гимн «Христос Воскрес! Христос Воскрес!», звучал тотчас у опушки мелколесья.

Витовт пришпорил коня и с несколькими телохранителями выехал на опушку. Только теперь он понял в чём дело. Это возвращался из преследования бежавшей Литвы и Жмуди тот отряд рыцарей, которому удалось прорваться сквозь литовские войска ещё до атаки смолян.

Рыцари были так уверены в том, что всё литовское войско разбито, что ехали шагом, а за ними, окружённый стражей, на нескольких десятках подвод, тащилась захваченная добыча и шёл полон. Пленные, с петлями на шее, были прикручены к длинным канатам, крестовики и кнехты безжалостно били их мечами и копьями и силою заставляли следовать за всадниками. Их вопли и стоны наполняли воздух.


Рекомендуем почитать
Юдифь

Интересная и оригинальная версия классического библейского сюжетаРоман «Юдифь» хорватского писателя Миро Гавpaна (в переводе Натальи Вагановой) посвящен не столько геройскому подвигу библейской Иудифи, избавившей Иерусалим от ига вавилонского полководца Олоферна, сколько любви обычной женщины, любви, что выпала единственный раз за всю ее 105-летнюю, исполненную благочестия жизнь. Счастье разделенной страсти длилось считанные часы, а затем богобоязненная Юдифь занесла меч над беззащитным телом спящего возлюбленного.


Виргилий в корзине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Известный гражданин Плюшкин

«…Далеко ушел Федя Плюшкин, даже до Порховского уезда, и однажды вернулся с таким барышом, что сам не поверил. Уже в старости, известный не только в России, но даже в Европе, Федор Михайлович переживал тогдашнюю выручку:– Семьдесят семь копеек… кто бы мог подумать? Маменька как увидела, так и села. Вот праздник-то был! Поели мы сытно, а потом комедию даром смотрели… Это ли не жизнь?Торговля – дело наживное, только знай, чего покупателю требуется, и через три годочка коробейник Федя Плюшкин имел уже сто рублей…».


Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году

Нашествие двунадесяти языцев под водительством Бонапарта не препятствует течению жизни в Смоленске (хотя война касается каждого): мужчины хозяйничают, дамы сватают, девушки влюбляются, гусары повесничают, старцы раскаиваются… Романтический сюжет развертывается на фоне военной кампании 1812 г., очевидцем которой был автор, хотя в боевых действиях участия не принимал.Роман в советское время не издавался.


Престол и монастырь

В книгу вошли исторические романы Петра Полежаева «Престол и монастырь», «Лопухинское дело» и Евгения Карновича «На высоте и на доле».Романы «Престол и монастырь» и «На высоте и на доле» рассказывают о борьбе за трон царевны Софьи Алексеевны после смерти царя Федора Алексеевича. Показаны стрелецкие бунты, судьбы известных исторических личностей — царевны Софьи Алексеевны, юного Петра и других.Роман «Лопухинское дело» рассказывает об известном историческом факте: заговоре группы придворных во главе с лейб-медиком Лестоком, поддерживаемых французским посланником при дворе императрицы Елизаветы Петровны, против российского вице-канцлера Александра Петровича Бестужева с целью его свержения и изменения направленности российской внешней политики.


Скалаки

Исторический роман классика чешской литературы Алоиса Ирасека (1851–1930) «Скалаки» рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях в Чехии конца XVII и конца XVIII веков.