Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [142]

Шрифт
Интервал

Гулко раздавались тяжёлые удары по рыцарским доспехам. Мечи звенели, встречая мечи и сабли, или глухо звучали, вонзаясь в беззащитное тело.

Князь Вингала бился в первом ряду своих, окружённый четырьмя братьями Стрекосичами. В руках у него был длинный и тяжёлый меч, которым он разил с плеча направо и налево наседавших на него крестоносцев. Все четверо богатырей жмудинских, братья Стрекосичи, и в особенности Олав, от него не отставали, поражая нападавших своими громадными тяжёлыми секирами-топорами. Груды тел крестоносцев, и между ними двое в рыцарских плащах, лежали поверженными вокруг них, но все усилия немцев сломить их не приводили ни к чему.

Страшная атака немецких латников, усиленная ещё стремлением с горы, как и предполагал Зындрам, сдвинула с места литовские знамёна. Линия боя отошла назад, а Вингала один со своими богатырями всё ещё бился там, на том самом месте, где его захватила атака, не уступая ни пяди земли. Он казался каким-то островом среди волнующегося моря.

Жестокий, невиданный бой кипел, между тем, по всей линии. Крики немцев сливались с воинственными кликами литовских вождей. Осколки копий, мечей летели в воздух. Массы закованных в латы и панцири людей стеснились в одну компактную массу. Кто падал, тот не вставал больше: его давили свои.

Вдруг с самого правого фланга послышался такой дикий визг и вой, который, казалось, не мог бы вырваться из человеческих грудей. Это татары султана Саладина, выбравшись наконец на поляну, со своим обычным гиком бросились на крестоносцев во фланг.

Фридрих Валленрод, великий маршал, наблюдавший с вершины холма за ходом боя, заметил ещё раньше это обходное движение. Он подал знак трубою, и два хельменских рыцарских знамени с двумя десятками братьев рыцарей, выступили из-за пригорка, за которым были скрыты, и бросились, в свою очередь во фланг татарам.

Но татары успели уже зажечь деревню Танненберг, и теперь, раскинувшись по обширной поляне, мчались назад, оглашая диким воем окрестность. Саладин хорошо помнил завет Витовта не рисковать серьёзной атакой на нерасстроенные ещё ряды рыцарей, и потому, едва заметил, что план его открыт, повернул свои полчища, и в несколько минут исчез из глаз противников в клубах пыли, которую ветер понёс прямо в глаза немцам.


Туган-мирза в боевом уборе


Этот манёвр должен был бы заставить немцев быть настороже. Нападение татар могло повториться, но, упоенные успехом первого отбитого нападения, рыцари возвратились с погони, смеясь над союзниками Витовта.

Один только комтур Марквард Зальцбах, бывший теперь непосредственно при великом маршале и испытавший силу татарских ударов при Ворскле, был другого мнения и посоветовал Валленроду оставить на всякий случай одно знамя для охраны фланга, но Валленрод, как и все рыцари, презиравший своих неприятелей, усмехнулся в ответ.

— Они получили достаточное доказательство нашей силы, — проговорил он, — и не решатся повторить нападение. Она теперь наши союзники!

— Как так, благородный брат маршал? — спросил молодой герцог Силезский, — наши союзники?

— Очень просто: они теперь побегут до самой Вильни, грабя и сжигая литовские деревни, им всё равно, какую взять добычу.

— Однако, смотрите, господа крейцхеры, — обратился он радостно к окружающим его рыцарям, — Господь даёт нам победу. Смотрите, левое крыло наше подаётся вперёд. Виват! Пусть гремят трубы победную песнь Господу. За мной, вперёд!

Подобрав поводья коня, склонив копьё, помчался он с двумя сотнями избранных витязей прямо к своему левому крылу, где кипела самая ожесточенная свалка и где рыцари начинали ломить литвинов.

— «Да воскреснет Бог, он сломит рога язычникам»! — грянула победная песнь немецких рыцарей и торжественным гулом прокатилась в бесчисленных рядах атакующих.

Прибытие новых сил, торжественное пение излюбленного гимна, всегда водившего рыцарей к победам, казалось, удесятерили их силы, удесятерили их энергию!

— Христос Воскрес! Христос Воскрес! — гремели десятки тысяч немцев, с диким бешенством наседая на относительно малочисленных литовцев.

Последний, дружный натиск великого маршала решил бой в этом месте, вся фаланга рыцарей сокрушила своих храбрых соперников и, словно бурный поток, разыгравшийся в половодье, прорвала человеческую плотину литовско-русских полков. Войска Витовта первой и второй линии, целиком уже введённые в бой, были теперь разрезаны на две части: меньшую, притиснутую к озеру, и большую, отброшенную к лесу, то есть к левому флангу польских войск, ещё не принимавших никакого участия в ходе боя.

В этой большой части находились почти исключительно жмудинские войска. Дикая — в порыве отчаянного нападения — жмудь не выдержала долгого правильного боя, дрогнула и побежала с поля сражения. Сам князь Вингала и три оставшихся ещё в живых братьев Стрекосичей, измученные непосильным боем, тоже были увлечены общим потоком отступающих.

Бой был проигран. Войско разрезано пополам и гибло теперь под ударами увлечённых преследованием немцев. Теперь уже тевтонская фурия не знала удержу. Несметные, хотя сильно поредевшие полчища крестового войска валили прямо в прорыв, образовавшийся в рядах союзников, и с радостными кликами гнали перед собой бегущих, поражая их оружием, топча конями. Но тут случилось нечто совсем непредвидённое.


Рекомендуем почитать
Юдифь

Интересная и оригинальная версия классического библейского сюжетаРоман «Юдифь» хорватского писателя Миро Гавpaна (в переводе Натальи Вагановой) посвящен не столько геройскому подвигу библейской Иудифи, избавившей Иерусалим от ига вавилонского полководца Олоферна, сколько любви обычной женщины, любви, что выпала единственный раз за всю ее 105-летнюю, исполненную благочестия жизнь. Счастье разделенной страсти длилось считанные часы, а затем богобоязненная Юдифь занесла меч над беззащитным телом спящего возлюбленного.


Виргилий в корзине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Известный гражданин Плюшкин

«…Далеко ушел Федя Плюшкин, даже до Порховского уезда, и однажды вернулся с таким барышом, что сам не поверил. Уже в старости, известный не только в России, но даже в Европе, Федор Михайлович переживал тогдашнюю выручку:– Семьдесят семь копеек… кто бы мог подумать? Маменька как увидела, так и села. Вот праздник-то был! Поели мы сытно, а потом комедию даром смотрели… Это ли не жизнь?Торговля – дело наживное, только знай, чего покупателю требуется, и через три годочка коробейник Федя Плюшкин имел уже сто рублей…».


Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году

Нашествие двунадесяти языцев под водительством Бонапарта не препятствует течению жизни в Смоленске (хотя война касается каждого): мужчины хозяйничают, дамы сватают, девушки влюбляются, гусары повесничают, старцы раскаиваются… Романтический сюжет развертывается на фоне военной кампании 1812 г., очевидцем которой был автор, хотя в боевых действиях участия не принимал.Роман в советское время не издавался.


Престол и монастырь

В книгу вошли исторические романы Петра Полежаева «Престол и монастырь», «Лопухинское дело» и Евгения Карновича «На высоте и на доле».Романы «Престол и монастырь» и «На высоте и на доле» рассказывают о борьбе за трон царевны Софьи Алексеевны после смерти царя Федора Алексеевича. Показаны стрелецкие бунты, судьбы известных исторических личностей — царевны Софьи Алексеевны, юного Петра и других.Роман «Лопухинское дело» рассказывает об известном историческом факте: заговоре группы придворных во главе с лейб-медиком Лестоком, поддерживаемых французским посланником при дворе императрицы Елизаветы Петровны, против российского вице-канцлера Александра Петровича Бестужева с целью его свержения и изменения направленности российской внешней политики.


Скалаки

Исторический роман классика чешской литературы Алоиса Ирасека (1851–1930) «Скалаки» рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях в Чехии конца XVII и конца XVIII веков.