Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [140]
— Аминь! — отозвался Витовт. Братья обнялись, и Витовт помчался к своим литвинам.
— Взять их под стражу и хранить как свет очей! — приказал король и, подозвав одного из шляхтичей, герба Елиты Дзивоша, поручил ему пленных.
Теперь, когда всем стало ясным, что бой сию минуту начнётся, всё польское войско стало выстраиваться в боевой порядок. Главные начальники толпились около короля и спешили, получив приказания, к своим местам.
В это время случилось нечто необычайное. Словно для того, чтобы подтвердить слова герольдов, что рыцари дают возможность выбирать место для боя Ягайле, всё крестоносное войско, повинуясь ранее отданному приказанию, по резкому трубному знаку, поданному от ставки гроссмейстера, повернуло вполоборота, и пошло обратно, подымая за собой целые облака пыли.
— Отступают! Отступают! — послышались голоса кругом, Но это известие было тотчас опровергнуто. Рыцарское войско, отступив около версты, остановилось и быстро построилось в тот же боевой порядок, как прежде. Теперь между передовыми отрядами польского войска и немцами лежала низменная долина более немецкой мили в ширину; покатость, хотя и незначительная, была с немецкой стороны.
— А и хитры же треклятые крыжаки! — воскликнул главный начальник польского войска Зындрам Мошкович, подходя к королю, который с удивлением смотрел на этот манёвр немцев.
— А что, мой верный герой и богатырь? — переспросил Ягайло.
— Видите, ваше величество, они нам и поле открыли, выступайте-де смело, а коли мы вдадимся в ловушку, да выступим из лесу, они нам перестроиться не дадут, задавят как мух в меду, прижав к лесу! Ведь удар-то под гору куда сильней, чем снизу, тут всякий трус поскачет, коня не удержишь.
— Разумен ты, пан Зындрам, Господь Бог дал мне тебя на помощь. Погоди, дай я тебе на шею надену священную реликвию, с мощами св. Великомученицы Варвары — она хранит от мечей и копий рыцарских.
Согласуя дело со словом, Ягайло снял с груди одну из бесчисленных реликвий, перекрестился, набожно поцеловал её и надел на шею своего воеводы.
— А теперь в бой! — проговорил он. — Знаю, много будет пролито христианской крови, но она падёт на виновных. Вели трубить в трубы, мой славный Зындрам, пусть брат Витовт начинает бой. А сломят его крыжаки, тогда наша очередь! Да поможет нам Господь Вседержитель!
Зындрам преклонил колено перед королём и поцеловал его руку.
— Мои ратники готовы, государь, — проговорил он, — об одном заклинаю ваше величество, щадите себя, щадите в вашем лице славу и могущество Польши! Не идите на опасность! Кругом вас достаточно сильных и храбрых витязей, заклинаю вас всем святым на небе и на земле, храните себя, не давайте увлечь себя вашей доблести!
— Не боюсь я ни копий, ни мечей, ни стрел вражеских, — с энергичным жестом воскликнул Ягайло, и лицо его внезапно изменилось. — Я верю в святость своего долга, верю в святейшие реликвии, которые все при мне, верю в молитвы святого Станислава, покровителя Польши! Я буду там, куда меня призывает мой долг и моя воинская честь. Спасибо тебе, Зындрам, за совет. Но ступай к войскам, там ты нужнее. Ступай же! — крикнул он, видя, что воевода колеблется.
Зындрам ещё раз ударил челом и поехал к войскам. Он хорошо знал характер своего повелителя и не мог без ужаса подумать о том, что Ягайло может увлечься и лично броситься в бой! А какие же могли быть силы у 62-летнего старика, не отличавшегося и в молодости особой физической силой?
Едва Зындрам доехал до центра расположения своих знамен, выстроившихся по самой опушке леса и мелких кустов, как согласно воле короля, подал знак трубачам, и тридцать труб загремели сигнал к атаке. Дико и могущественно прокатился рёв труб по лесу и перекатным эхом достиг Витовта. Тот снял шапку, перекрестился, вынул меч и помчался вдоль рядов своих дружин.
Глава XI. Литовский бой
Войска литовско-русские были выстроены в три линии. Таким образом, между ними было два интервала — две «улицы», как тогда говорили.
Казалось, что, услыхав звук трубы, решивший все недоразумения, все колебания и посылавший его на жестокий бой, Витовт переродился. Теперь перед лицом своих дружин, исполненных жаждой мести и ненависти к немцам, мчался совсем другой человек. Женственное выражение лица князя-героя преобразилось, оно дышало дикой энергией, глаза его горели, он словно вырос на седле, и в повелительном жесте его руки, простертой к немцам, было столько энергии, столько гордого сознания своей силы, что невольно одушевление охватывало каждого.
— Вперёд на врагов! — грянул его мужественный и звучный голос, — вперёд! Во имя Бога Всемогущего!
Ряды заколебались. Страшный, дикий, неудержимый взрыв кликов огласил окрестность. Загудели, завыли рога литовские, и, словно лава, долго сдерживаемая преградой, двинулась вперёд вся рать правого крыла.
Литовский ратник
Жмудины под предводительством Вингалы и бояр литовских Валебута, Клавигайлы и Гетота и дикие обитатели лесов со своим князем Одомаром во главе, поставленные в первую линию, удостаивались чести первыми встретить грозный удар врагов. Одновременно с ними, гораздо правее от Лубенского озера и в обход его, словно саранча, вылетающая на хлебные поля, показалась вся татарская конница султана Саладина.
