Грязный свет. Браво Его Величества - [5]

Цеса же стеснялась своей матери. Присущая ей мягкость, доброта и смирение никак не укладывались у девочки в голове. При этом она никогда не понимала, как с такими незавидными данными и без Таланта мать смогла выжить в мире, где все строится на магии. Роль спасителя жизни непутевой родительницы она отводила отцу, который, по её мнению, только и делал, что устраивал их жизнь в столице наилучшим образом. Сама же она старалась поменьше распространяться о своих родственных связях, потому как иметь в отцах директора Магического магистрата оказалось весьма неприятно. С теми, кто наивно предполагал, что на обучение она попала исключительно по папочкиной протекции, Цеса справлялась легко и без усилий. Талант можно было применять ко всем жителям Ландоса, не опасаясь штрафа. А вот от тех, кто навязывался в друзья, а потом слезно умолял её замолвить отцу словечко, чтобы пристроил, приходилось намного сложнее. Но и этот не особо приятный фрагмент своей жизни она с успехом преодолела.

Нерешенным до сих пор оставался только один вопрос, мучивший вот уже несколько тысяч лет каждого мало-мальски одаренного человека: что делать? И вот уже три луны, как закончено обучение, не слышно ни друзей, ни подруг, а Цеса все еще находится в прошлом, когда уже давно надо шагнуть в будущее, а именно на работу, желательно в какое-нибудь приличное заведение. Вот здесь-то она и столкнулась с практически непреодолимой проблемой: профессиональное самоопределение. У девушки было на примете несколько вариантов, один из которых провалился благодаря не совсем приемлемым внешним данным.

Можно, конечно, пойти работать в Магистрат, но опять же найдутся неумные и длинные языки, которые будут чесать о том, что снова сработала «папочкина протекция». Поэтому вариант отпадал сам собой.

А еще можно было отправиться по сложному и тернистому пути карьерной лестницы и годам к сорока дослужиться до придворного мага, развлекающего королевских детишек простенькими иллюзиями. Но даже мысли об этом нагоняли на юную Цесу непреодолимую тоску, потому как хотелось всего и сейчас, а юношеский максимализм не поддавался воздействию здравого смысла и перспективного планирования.

Оставался еще вариант с отличиями. То есть применение Таланта там, где он, собственно говоря, и должен быть применен, то есть на сражении с заполонившей леса и поля нечистью. Но перспектива становления странствующим магом никак не прельщала Цесу. Она привыкла жить в комфортных городских условиях, а не на природе в антисанитарной обстановке, где еще к тому же очень легко подхватить какую-нибудь заразу, особенно при ранении. Поэтому этот вариант приключенческо-геройского сюжета отметался сразу и без права восстановления в памяти.

Оставался один, самый последний и захудалый ход развития событий — продолжать пялиться в потолок, ожидая того славного момента, когда кто-то придет и укажет ей путь истинный.

Цеса зарычала от злости, вскочила с кровати и принялась мерить шагами комнату.

Раз — два — три — четыре — разворот. Раз — два — три — четыре — разворот.

На третьем витке, который происходил рядом со шкафом, Цеса, не рассчитав, со всей силы проехалась по спинке шифоньера носом. И ей не пришло в голову ничего умнее, как со злости еще и пнуть несговорчивый предмет мебели, отчего пострадал большой палец правой ноги. Цеса закрыла лицо руками и, издав какой-то непонятный смешанный вопль злости и отчаяния, опустилась на ковер. На этом мыслительный процесс решено было прервать, спуститься на кухню и выпить чаю, а еще лучше ядреного самогона.

Похромав по лестнице вниз, Цеса осторожно заглянула в кухню с робкой надеждой на то, что там никого нет. Как и положено, в такой поистине зловредный день, все её надежды рухнули в один момент, когда отец на секунду поднял глаза от какого-то свитка и тут же заметил спрятавшуюся за косяком дочурку.

— А ну хватит тебе уже хорониться! Давай, выходи! Хоть чаю выпей, горемычная! — Цеса невольно улыбнулась. Ей всегда нравилось, как отец произносил слово «горемычная», с какой-то только ему свойственной насмешливо — участливой интонацией. Ведьма нехотя вылезла из своего убежища и потопала к столу, все еще держась за нос.

— Милая, тебе приготовить, может быть, чего? — тут же засуетилась мать, подскочила из-за стола и потянулась к смятому фартуку, висевшему на крючке около двери. Заходя на кухню, добродушная хозяйка, обычно, не глядя, протягивала руку и снимала фартук с крючка, тут же принимаясь что-нибудь готовить. Когда же процесс готовки был уже закончен, а вся посуда перемыта, мать вешала фартук обратно на стену и садилась за стол.

Причем делала она это даже как-то смущенно, как бы спрашивая: «А я все сделала? Или что-то забыла?». Невооруженным глазом было заметно, что она готова в любой момент подорваться и бежать исполнять первую же просьбу.

— Не, мам, не надо. Я просто чаю попью. — Проговорила Цеса, присаживаясь рядом с отцом. Хозяйка разочарованно опустилась обратно на стул и уставилась на дочь.

— Ну, что скажешь? Надумала что-то? Или идеями поживиться пришла? — как всегда бодро вопросил отец, сворачивая свиток и отодвигая на край стола свою чашку. Мама тут же подорвалась и побежала её мыть.