Грязные игры - [13]

Что-то напевая, она положила белье на кровать и вставила штепсель пылесоса в розетку. Номер был большой — полулюкс, так что работы предстояло много. Оставить в номере хоть пылинку, хоть ка­кую-нибудь крошку было совершенно исключено — в отеле за этим смотрели очень строго. И, надо ска­зать, платили соответственно.

Энн уже почти заканчивала пылесосить ковер, когда за ее спиной неслышно открылась входная дверь. «Неслышно» потому, что Энн не могла слы­шать звук открываемой двери из-за шума пылесо­са. Она спокойно продолжала работать, что-то бор­моча себе под нос.

И, конечно, очень перепугалась, когда внезапно почувствовала, что ее шею сдавливают чьи-то очень сильные пальцы. Энн хотела закричать, но это ей не удалось. А если бы и удалось, то никто бы не услышал. Все из-за этого чертова пылесоса.

Энн потеряла сознание. И не чувствовала, как те же самые ловкие и сильные руки расстегивают на ней форменное платье, связывают лодыжки и за­пястья, вставляют в рот кляп...

9 часов утра

Москва,

Фрунзенская набережная

Телефон звенел как сумасшедший. Он у меня ста­рый, массивный, из тяжелого черного эбонита. Сде­лали его, наверное, еще при Сталине. Поэтому в нем чувствуется основательность — толстая подстав­ка, большая, как в уличном таксофоне, трубка, со­лидный вес. Ну и звонок, конечно, соответствую­щий. Пронзительный и оглушающий. Бегемота может разбудить.

Пожалуй, это единственное, что мне не нравится в этом телефоне. Потому что, когда он будит меня по утрам (а это, как вы уже, наверное, заметили, случается довольно часто), спросонья кажется, что голову поместили внутрь царь-колокола. Разумеет­ся, когда он был еще в рабочем состоянии.

Отработанным жестом я нащупал трубку:

Да. Турецкий слушает.

Разумеется, это был Меркулов:

Саша, доброе утро.

Я разозлился не на шутку:

Слушай, Костя, тебе не кажется, что я хоть и служу в бардаке, который в шутку именуется Гене­ральной прокуратурой, но, как и все граждане, имею конституционное право на сон. И, заметь, ты его систематически нарушаешь. Я буду жаловаться. В ООН! В комиссию по правам человека!

Ну ты же знаешь, Саша, зря я тебе звонить не буду. Охота была...

Хм... Как знать. Что, опять мне поручают не­разрешимое дело?

Меркулов вздохнул:

Да нет. Это все то же.

Насчет убийства Сереброва?

Теперь уже двух убийств.

Я резко сел на кровати.

Что?!

Да, Саша. Сегодня утром убили Старевича.

Вот и не верь после этого в интуицию. Я же гово­рил, что до конца еще далеко!

Где это случилось?

У него на даче. Труп обнаружила жена. Уби­ли, судя по всему, еще вчера.

Вот почему у него не отвечал телефон! Какой же я осел!

Где находится дача? Я немедленно выезжаю.

В Калчуге. Это недалеко от Барвихи. Сам не найдешь. Я тебя буду ждать через два часа на пово­роте с Рублевки.

Через полтора.

Не успеешь. Через два.

Он вздохнул и добавил:

Торопиться уже некуда.

Я вскочил с постели и, натягивая брюки, заорал:

Ира, готовь кофе! Срочно!

Интересно, когда это тебе надо было не сроч­но? — проворчала Ирина из кухни.

12 часов по восточному времени США

Нью-Йорк,

номер отеля «Плаза»

Жора Мунипов готов был кусать локти от доса­ды. Это же надо умудриться посеять самое главное. То, ради чего он летел в Америку. Сначала обход­ными путями он добирался до Шереметьева, потом всю дорогу боялся, что они достанут его в самолете. А потом, когда он уже было подумал, что все поза­ди, началась эта дурацкая погоня. И как они обо всем пронюхали? Он чуть было не умер от страха.

Если бы не этот таксист, не было бы уже Жоры Мунипова на белом свете.

В Нью-Йорк он приезжал не в первый раз. В ос­новном, конечно, по делам своего брата, Валеры. Но по разным закоулкам, по которым ему пришлось удирать от погони, ему до этого ходить не приходи­лось. Преимущественно Жора видел центр Нью-Йор­ка, причем в основном из окна автомобиля Валеры. Поэтому втройне удивительно, как это ему удалось сориентироваться и уйти от банды головорезов, пре­следующих его по лабиринту грязных улиц Нижне­го Бронкса. Видимо, помогло детство, проведенное среди кривых закоулков старой Астрахани. Как бы там ни было, от погони Жора ушел...

Но то, что обнаружилось потом, свело на нет все усилия. Жора чуть не взвыл, обшарив все карма­ны, все отделения своей сумки, переворошив все свое белье. Записной книжки не было.

Лучше бы они его убили.

Жора бухнулся в глубокое кожаное кресло, взял с журнального столика коробок спичек с золотой надписью «Plaza» и закурил. Обронить книжку он мог только в такси или на улице, когда удирал от пюих преследователей. Если случилось второе, то она либо безвозвратно потеряна, либо попала в руки... нет, об этом лучше не думать. Первый вари­ант все-таки не так безнадежен. А вообще, разыс­кать этого таксиста не так уж трудно. Марку ма­шины он запомнил, рожу таксиста тоже. Если он сел в его машину в аэропорту, то, значит, таксист обязательно появится там снова. Они обычно регу­лярно бывают на одних и тех же местах.

Жора встал с кресла и потянулся. Нет, все не так уж и плохо. Терпимо, скажем так.

Он поднял трубку. Нужно было позвонить Вале­ре. Сообщить, что приехал, рассказать о случив­шемся... Жора покрутил трубку в руках и снова опустил на рычаг. Нет, звонить пока незачем. И рассказывать Валере о пропаже книжки не надо. Звонить он будет, только когда разыщет книжку. А он обязательно разыщет ее.