Грязь, пот и слезы - [15]

Я очень быстро сообразил: для того чтобы здесь выжить, необходимо придумать какой-нибудь способ сопротивления, защиты.

Мой способ заключался в дурном поведении, обучению приемам драки с целью защиты от хулиганов, которые намеревались превратить меня в свою жертву. И еще я старался не думать о доме. Но это очень трудно, когда ты только и думаешь о том, чтобы очутиться дома.

Я отчаянно скучал по маме и папе и порой, когда тоска становилась особенно острой, утыкался лицом в подушку, заглушая рыдания, в то время как вокруг меня все спали. Впрочем, не один я плакал, но мы научились скрывать слезы, а тот, кто этого не делал, подвергался издевательствам и насмешкам.

Ребенком ты только и можешь, что плакать, пока слез уже не останется, и лишь потом постепенно приучаешься стойко и твердо переносить невзгоды.

Я встречаю много людей, которые говорят, что закрытые школы отлично закаляют детей. Мне кажется, что это не совсем верно. Я и до школы был закаленным. Я научился любить и понимать природу, умел заставлять себя преодолевать трудности.

Но, оказавшись в школе, я испытывал один только страх. Страх заставляет тебя внешне выглядеть крутым, жестоким, но внутри делает слабым. Это было совершенно не похоже на то, что я знал ребенком дома.

На примере отца я видел, как хорошо быть веселым, уютным, домашним, но, если понадобится, проявить волю и решительность. В школе я все это забыл и усвоил новые методы выживания.

А поскольку мне было всего восемь лет, порой я выбирал не самые удачные приемы.

Глава 16

Помню, как все мы в спальне считали дни (как заключенные!), оставшиеся до следующей «отлучки» или до конца недели, когда нас заберут домой.

Господи, как же долго они тянулись и как же незаметно пролетали счастливые дни пребывания дома!

Когда школа закрывалась на каникулы, какая это была радость, когда папа и мама приезжали первыми из родителей и когда я видел, как папа прижимается своим большим носом к окну нашего класса, состроив глупую гримасу. Я смущался, но внутренне ликовал.

И напротив, какие душевные муки я переживал, возвращаясь в школу в воскресенье вечером. Легче было вынести отбор в САС… Так что мне было очень плохо, можете мне поверить.

По лицу папы, когда он отвозил меня в школу, я видел, что на душе у него еще тяжелее, чем у меня, и отчасти это утешало. Хотя я еще больше недоумевал: зачем же в таком случае меня определили учиться в закрытую школу?

Но еще больше, чем разлуки с домом, я боялся хулиганов.

Один или два старших, сильных парня выбирали себе жертвой несколько совершенно безобидных мальчиков. Драчуны превращали жизнь этих несчастных в настоящий ад. Они постоянно и безжалостно мучили и издевались над беззащитными малышами.

Став взрослым, я возненавидел издевательства сильных над слабыми. Стоит мне это увидеть, как я прихожу в ярость.

В том юном возрасте мне удавалось избежать опасности только потому, что я научился прятаться и не попадаться им на глаза. А желание съежиться и спрятаться – дурные эмоции для ребенка.

Как и большинство страхов, от которых человек страдает и в старшем возрасте, все они основаны на боязни того, что может случиться, а не того, что действительно случилось.

Но, если не говорить о драчунах и тоске по родителям, на самом деле в школе было не так уж плохо, и мне повезло получить прекрасное образование в одной из лучших школ, что имелись в нашем округе.

Директор и его жена были очень достойными людьми, искренно любившими каждого ученика. Но школа есть школа, и самое главное в ней – то, что происходит за спиной учителя.

К чести школы необходимо сказать, что в ней я научился не только прятаться от хулиганов – нас действительно учили чувствовать себя маленькими гражданами с серьезными взглядами.

Нам разрешалось устраивать лагерь в лесу, учителя делали вид, что не замечают, когда мы крадучись убегали, чтобы соорудить себе еще и секретный лагерь в каком-нибудь отдаленном месте. Мы проводили настоящие чемпионаты по метанию в цель каштанов, предварительно неделями вымачивая их в уксусе, чтобы они затвердели. Раз в семестр у нас проходили чемпионаты по настольному теннису, к которым все относились с такой же серьезностью, будто это был Уимблдонский турнир.

Каждую субботу вся школа собиралась в зале, рассаживалась по скамейкам и смотрела классические фильмы времен Второй мировой войны на старой мерцающей пленке, после чего каждому выдавалось еженедельное угощение – плитка шоколада.

Я ломал ее на квадратики, растягивая удовольствие на несколько дней.

Все это было ужасно интересно. Казалось, будто мы живем в другом веке. Я уверен, что школа хотела создать у нас именно такое впечатление.

Это была «старая школа» в лучшем смысле этого слова.

Зимой мы катались на коньках по замерзшему озеру, но сначала бедный учитель латыни проверял крепость льда при помощи положенной на него лестницы. И меня в любую погоду отпускали совершать длительные экскурсии по окрестностям, что я всегда так любил. И учителя благополучно забывали о своем девизе «Здоровье и безопасность учеников».

Главное, нас учили заботиться друг о друге и мыслить благородно, а это очень важные для жизни качества, за что я до сих пор испытываю благодарность к моей школе.