Грустная Снегурочка - [5]

И чем меньше времени оставалось до последнего звонка, тем больше

меня трясло. Честное слово, никогда не думал, что я такой псих. Аозу

на последнем уроке просто продырявил глазами, словно в телекинезе

надумал упражняться, а в результате прослушал вопрос и схлопотал

замечание от Кефиры.

У нас после уроков в классе не засиживаются. Тем более, по телевизору намечалась третья или четвертая серия какой-то муры про любовь. Остались дежурные, Аоза вышла и остановилась у окна в коридоре,

а я для конспирации зашел за угол - там у нас на стене всякие стенды развешаны - и принялся читать стенгазеты. Минут через десять дежурные протопали к лестнице и помчались в раздевалку. Потом негромко стукнула дверь нашего класса. Я выглянул из-за угла - Аозы в коридоре не было. Собрался с духом, портфель зачем-то под мышку засунул и пошел к классу. Шел чуть ли не на цыпочках, злился на себя, а поделать ничего не мог. Словом, волновался. Сделал три глубоких вдоха-выдоха и открыл дверь.

Аоза стояла у окна. Обернулась, увидела меня и опять отвернулась. Видно, думала, я что-то забыл в классе.

- Иванова, - смело сказал я, остановился у первого стола, а портфель так и не выпустил из под мышки. - Ты чего домой не идешь?

Она пожала плечами и, кажется, удивилась. Тьфу, не терплю всех этих тонкостей! Проще всего - вбросить шайбу в зону, а там уже побороться, прижать соперника к воротам.

- В общем так, Иванова. - Я поставил портфель на стол и вынул Снегурочку. - Вот.

Аоза узнала Снегурочку и улыбнулась, и перевела взгляд на меня.

Меня пот прошиб, когда я подумал, что могу от этого взгляда улететь дальше, чем шайба.

- Ой, Саша, зачем ты ее с ветки снял? Я же ее на пустыре видела.

- Дело в том, - медленно и почему-то полушепотом произнес я, - что

это моя Снегурочка. Это я ее вчера на ветке устроил и сидел в сарае,

знаешь, там рядом есть сарай? - и видел, к а к ты ее разглядывала.

Аоза почему-то обернулась к окну, потом испуганно посмотрела на

меня. Я почувствовал холод в животе и слабость в ногах, и вцепился

в стол, стараясь удержаться во что бы то ни стало. Аоза казалась растерянной. Так мы и стояли молча в пустом классе, а великие ученые с интересом и удивлением разглядывали нас со стен. Наконец я отпустил стол.

- Ты никому не говорил? - спросила Аоза.

Я помотал головой. Мы опять помолчали.

- Пойдем, - коротко сказала она.

- Куда?

- К нам. Познакомишься с папой.

И мы пошли. Мы молча спустились в раздевалку, молча вышли из школы, молча пересекли пустырь - она впереди, а я сзади - и я даже не догадался понести ее портфель. Молча приблизились к нашему дому, зашли в третий подъезд, поднялись по лестнице и остановились на площадке между третьим и четвертым этажами.

- Входи, - сказала Аоза.

Я хотел разозлиться, потому что перед нами была обыкновенная

сине-белая стена, и на белом кто-то криво нацарапал: "Спартак" чемпион! ЦСКА - конюшня". Я хотел разозлиться, но не успел.

- Ты что, не видишь?

Я вытаращился на корявую надпись - и увидел. Вместо надписи в стене открылся уходящий в розовый туман коридор. Аоза слегка подтолкнула меня в спину и я шагнул вперед.

- Вот мы и дома.

Я обернулся. Аоза стояла посреди коридора, который растворялся в розовом тумане, и было непонятно, где же все-таки дверь и откуда мы вошли.

- Саша, снимай пальто.

И вот тут я, наконец, сел. То есть, действительно сел. Уронил портфель и решил отдохнуть. Пол был упругим, как батут, и едва заметно подрагивал. Из розового тумана раздался мужской голос. Из всего сказанного я понял только слово "Аоза". Самое интересное, я не потерял способность соображать и видеть, что происходит вокруг. Аоза сняла шубку и шапку, бросила их вместе с портфелем в розовый туман и что-то ответила с виноватым видом. Что именно ответила - судить не берусь. В школе мы проходим английский, а на других языках я знаю только "дотого" и "хейя-хейя". Из розового тумана вышел, как я понял, Аозин папа. Иванов. Сначала я не сообразил, кого он мне напоминает - дело в том, что он был в просторном длинном синем халате, как у боксеров, когда они идут из раздевалки к рингу - а потом догадался: отец Аозы напоминал канадского защитника с венского чемпионата, забыл вот фамилию, канадцы ведь каждый год новую команду привозят. Такой же высокий и плечистый, с крупным носом и здоровенным подбородком. Еще бы клюшку в руки, шлем на голову и хоккейный свитер - и получится один к одному.

Иванов смотрел на меня с грустной улыбкой и я обнаружил, что они с Аозой очень похожи, даже выражение глаз одинаковое. Коридор был каким-то странным: ни стен, ни потолка, сплошной розовый туман. Я понял, что влип и что мне отсюда не выбраться. Это ведь вам даже не шпионы. Я-то уже наверняка знал, к т о они.

- Здравствуй, - сказал этот Иванов и шагнул ко мне.

Видно, я здорово разозлился, потому что вскочил - куда только моя слабость делась? - и ответил:

- Я все про вас знаю и делайте, что хотите!

И сообразил, что они запросто могут мне память стереть, в книжках это у них отлично получается.

- Все знаешь? Все? - переспросил Иванов и грустно так усмехнулся. Аоза, не держи гостя в коридоре.