Группа крови - [39]

Гаркун перестал жевать, смачно выплюнул веревочный хвостик и протяжно рыгнул.

– Во сказанул, – хмыкнул он, ковыряя в зубах согнутым мизинцем. – Хотя в чем-то ты прав. Просто не стоило бахвалиться: дескать, мои материалы от настоящих родная мама не отличит. Вот мы и растерялись от неожиданности.

– Да, – поддержал его Мышляев. – Мы понимаем, что имеем дело с довольно сложным процессом, и именно поэтому обратились к вам. Но поймите и вы: отступать некуда. И если вы думаете, что можете просто хлопнуть дверью и уйти, то я должен вас огорчить: у нас здесь не научно-исследовательский институт и даже не секретная лаборатория Министерства обороны. У нас здесь, как бы это выразиться…

– Пещера Али-Бабы, – подсказал Гаркун. – Отсюда либо выходят богатыми, либо не выходят вообще.

Он оскалил мелкие испорченные зубы и зарычал по-собачьи, иллюстрируя свои слова.

– Кстати, отец, – забыв о Заболотном, обратился он к Мышляеву, – так что нам все-таки делать с этими бумажками?

– Да как что, – устало откликнулся Мышляев. – В печку их, и весь разговор.

– М-да, – причмокнул губами Гаркун. – Жалко, черт… Может, на базарчик? Или к уличным менялам, а?

– Уймись, идиот, – оборвал его Мышляев. – Мы только начали разворачиваться, а ты хочешь сразу все похоронить? Не жадничай, Гена. Подожди немного, и станешь миллионером.

– Хорошо тебе говорить, – сгребая в кучу разбросанные по столу фальшивые деньги, вздохнул Гаркун. – А мне, бывает, с похмелюги пива купить не на что. Ладно, в печку так в печку.

– Секундочку, – вмешался слегка пришедший в себя Заболотный. – Зачем же в печку? Пустим их в переработку, как обычную макулатуру. Только сначала я хотел бы их исследовать, чтобы найти, в чем ошибка.

– Вскрывать их будешь, что ли? – с ухмылкой поинтересовался Гаркун. – Бедный дядя Бен! – с нежностью обратился он к изображенному на купюре Бенджамину Франклину. – Сейчас этот противный фальшивомонетчик с ученой степенью возьмет острый ножик и начнет тебя потрошить… На, изверг!

Он подвинул к Заболотному стопку мятых бумажек с портретом президента и принялся хлопать себя по карманам в поисках сигарет.

– Пойдем-ка, – сказал ему Мышляев, – прогуляемся. Заодно и покурим.

Взгляд, которым он сопроводил свои слова, был твердым и многозначительным. Гаркун молча встал и первым захромал к трапу.

Наверху Мышляев тщательно закрыл за собой люк, закурил и вслед за Гаркуном выбрался из узкого тупичка за инструментальными стеллажами. В ангаре было холодно и промозгло, из прорезанной в воротах калитки, которую Кузнец по старой памяти оставил приоткрытой, тянуло ледяным сквозняком.

– Ну, что скажешь? – обратился Мышляев к Гаркуну. – Будет дело?

– Да дело-то будет, – тоже закуривая и прислоняясь спиной к стоявшему на подпорках незаконченному вертолету, ответил Гаркун. – Заболотный – мужик дотошный, разберется. Только где ты такую сволочь откопал? Не верю я ему, отец.

– А мне ты веришь? – ухмыльнулся Мышляев. – То-то и оно! Главное, чтобы дело двигалось, а «веришь – не веришь» – это, Гена, сплошная шелуха. Мне этот наш химик тоже не очень нравится. Ей-богу, когда ты предложил его бетоном залить, у меня прямо руки зачесались. Одна беда – нужен он нам пока что. Ну да не вечно же он будет химичить!

– Интересно, – медленно проговорил Гаркун, – а насчет меня у тебя тоже руки чешутся? Как говорится, сделал дело – гуляй смело, а? Или, как у Марка Твена: мертвые не кусаются.

– Тут есть три момента, – совершенно серьезно ответил Мышляев. – Момент первый: мы с тобой старые друзья, и я тебя, черта ядовитого, люблю и никогда не обижу. Сам не обижу и другим в обиду не дам.

– Эти бы слова да Богу в уши, – сказал Гаркун.

– Не перебивай. Момент второй: мы с тобой затеяли это дело вместе. Вместе придумали, вместе начали и вместе доведем до победного конца. Чтобы потом, сидя на мраморной террасе собственной виллы, вспоминать, как мы тут в дерьме по уши корячились.

И, наконец, момент третий: денег мне нужно много.

Так много, что одному мне не справиться даже с процессом их печатания.

– Вот это уже похоже на правду, – заметил Гаркун. – Чертов Кузнец, опять калитку не закрыл.

Вот уж, действительно, чокнутый профессор. Удивляюсь, как он не забывает ширинку застегивать после того, как помочится.

– Кстати, – спохватился Мышляев. – Хорошо, что ты мне напомнил. Я нанял охранника.

Гаркун скривился так, что Мышляев разглядел это даже в полумраке.

– Ну что такое? – спросил он. – Чем ты недоволен на этот раз?

– Прежде всего тем, что ты ввел в дело постороннего человека, даже не посоветовавшись со мной, – на время отбросив привычный шутовской тон, сказал Гаркун. – Мы же договаривались: никаких посторонних и, тем более, никаких бандитов.

– Да кто тебе сказал, что он бандит? – возмутился Мышляев, но при этом почему-то отвел глаза в сторону. – Это мой сосед. Парень спортивный, крепкий, молчаливый. Я его хорошо знаю, человек он надежный. Ты посмотри, какой бардак здесь у нас творится. Все двери вечно нараспашку, вы сидите у себя в подвале, ничего не видите, ничего не слышите, шлепаете фальшивые баксы… А если кто войдет?

Участковый, например, или просто местный лох, которому надо швейную машинку починить?