Группа крови - [37]

– Наконец-то, – сказал Гаркун, когда Кузнец вышел. – Слушай, у нас с ним наверняка будут проблемы. Ну сегодня ты придумал эту поездку на толкучку… А дальше что?

– Будет день – будет и пища, – отмахнулся Мышляев. – Давайте решать вопросы по мере их возникновения.

– Опасная политика, – заметил неугомонный Гаркун.

– На сегодняшний день она единственная из возможных, – отрезал Мышляев. – Хватит болтать.

У тебя готово? Давай, хвастайся.

Гаркун встал, кряхтя и демонстративно морщась, и прошаркал в свою каморку. Было слышно, как он копается там, недовольно бормоча и поминутно что-то роняя. Потом что-то рухнуло с грохотом, похожим на шум горного обвала. Гаркун зашипел, выматерился и отчетливо произнес: «Долбаный бардак!»

Наверху с ревом завелся форсированный и переоборудованный Кузнецом движок его древнего командирского «УАЗа». Потом взвизгнули покрышки, шум быстро удалился и вскоре окончательно затих: Кузнец без лишних проволочек отправился в Москву.

Гаркун, наконец, вернулся, держа в руке несколько стодолларовых купюр.

– Ага, – сказал Мышляев. – Ну-ка, ну-ка…

Он взял одну купюру, повертел ее перед глазами, придирчиво осматривая со всех сторон, удовлетворенно хмыкнул, покивал головой, положил купюру на край стола и полез в портфель. Гаркун горделиво усмехнулся, а Заболотный уселся с видом именинника, и не простого, а императорских кровей.

Мышляев вынул из портфеля сильную лупу с подсветкой и одну из тех портативных машинок, с помощью которых в обменных пунктах проверяют подлинность купюр.

– Это еще зачем? – забеспокоился Гаркун. – Не доверяешь, отец?

Заболотный продолжал улыбаться с видом курочки Рябы, которая только что снесла золотое яичко.

– Доверяй, но проверяй, – ответил Гаркуну Мышляев. – Что ты, ей-богу, как маленький? «Не доверяешь…» При чем тут доверие? Просто за проволоку меня как-то не тянет. Если вы в чем-то напортачили, то штрафом нам не отделаться.

– Да, – согласился Гаркун. – Если заметут, то, как в песне поется: «Будет людям счастье, счастье на века…» В смысле, пожизненно.

Он встал, подошел к стоявшему в углу ржавому холодильнику «Снайге», пнул ногой в ортопедическом ботинке вечно заедающую дверцу, открыл ее и принялся шарить внутри. Через минуту он вернулся к столу, по-детски зажимая в руке кусок полукопченой колбасы сантиметров этак на двадцать – двадцать пять. Он плюхнулся на свое место, вцепился в колбасу мелкими серыми зубами и принялся неаккуратно жевать, чавкая и шумно дыша через нос.

Заболотный скривился и отвел от него взгляд. Мышляев не обратил на приятеля внимания, целиком уйдя в изучение купюры. Через некоторое время он вынул из портмоне настоящую стодолларовую бумажку, положил ее рядом с фальшивкой и принялся скрупулезно сравнивать обе купюры, поочередно разглядывая их через лупу. Не переставая жевать и сопеть, Гаркун ухмыльнулся: он был уверен в себе на все сто процентов.

– Давай-давай, – чавкая, обронил он, – нюхай.

Высказывай свои претензии, если сумеешь их сформулировать.

– Ну что тебе сказать, – проговорил Мышляев, откладывая лупу. – При детальном обследовании твою работу, конечно, расщелкают, но для этого понадобится специализированное оборудование и хорошо обученный персонал.

– При детальном! – презрительно фыркнул Гаркун, поперхнувшись колбасой. – Скажи еще, при микроскопическом. Кто станет этим заниматься в обменнике?

– А я не намерен обирать обменники, – заявил Мышляев. – Надо работать, Гена. Для начала сойдет и это, но только для начала. С деньгами, которые только наполовину деньги, слишком много беготни.

Мне нужен верняк, ясно?

– Верняк нужен всем, – авторитетно заявил Гаркун, – а имеют его единицы. Не дребезжи, отец, все будет путем.

– М-да? – рассеянно проронил Мышляев, заталкивая фальшивую купюру в банковскую машинку. Потом он заметил, что провод машинки не подключен к сети, и хлопнул себя по лбу. – Мосье Заболотный, если вас не затруднит, вставьте, пожалуйста, вот эту вилку во-о-он в ту розетку!

Заболотный перестал улыбаться и с видом крайнего одолжения воткнул вилку в электрическую розетку у себя за спиной. Мышляев ткнул пальцем в кнопку, и на панели машинки немедленно вспыхнул красный огонек.

– Эт-то что такое? – грозно спросил Мышляев.

– Это тюрьма, отец, – любезно пояснил Гаркун. – Это счастье на века. Века нам не протянуть, но пожизненная баланда нам, можно сказать, гарантирована. Это в том случае, если кто-то из нас сунется с такой вот денежкой в обменный пункт.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Заболотный. Он был красен, уши его неприлично пламенели, как у старшеклассника, которого застукали за мастурбацией в школьном туалете, и жестокий Гаркун не удержался от злорадной улыбки. – Наверное, машинка неисправна, – промямлил химик.

– Да?

В вопросе Мышляева сквозила холодная ирония.

Он вынул из машинки фальшивую купюру, небрежно отшвырнул ее в сторону и заложил в приемную щель настоящую банкноту. На сей раз загоревшийся на корпусе машинки огонек был зеленым.

– Вуаля, – сказал Мышляев. – Или вы хотите убедить меня, что аппарат все-таки неисправен, и ваша купюра даже более настоящая, чем та, которую я сегодня утром получил в банке?