Грозовой август - [117]

За городской чертой потянулись ярко-зеленые плантации сахарного тростника, запахло мятой. У дубовой рощи десантников обстреляли. Грузовик остановился, автоматчики залегли в кювет и открыли дружный ответный огонь. А легковая машина проскочила через рощу к гаоляновому полю и поехала дальше, туда, где виднелись невысокие серые строения.

После короткой перестрелки автоматчики вскочили на грузовик и понеслись за пылившей впереди легковушкой. Показалась высокая деревянная изгородь, обнесенная двумя рядами колючей проволоки, — концлагерь для военнопленных.

Офицеры разоружили у проходной будки охрану. Заскрипели железные засовы, заскрежетали петли, подоспевшие автоматчики хлынули в распахнутые ворота.

— Ура-а-а! — покатилось по широкому двору и эхом отозвалось в дальнем углу за приземистыми бараками.

— Эй вы, хлопцы-рыболовцы! — закричал Юртайкин.

А у бараков, у двухэтажного каменного здания администрации лагеря уже гомонила, свистела, кричала пестрая ликующая толпа.

— Рус, рус, о’кэй!

— Ол райт! Ура-а-а!

Толпа росла, разливаясь по всему двору. Мелькали побуревшие военные рубашки и полосатые куртки, островерхие пилотки и круглые, точно блины, береты, над головами трепетали аплодирующие руки.

Трехтысячный лагерь гудел, как встревоженный пчелиный рой. Американские и английские солдаты хватали русских за плечи, тискали в объятиях, что-то кричали, свистели, смеялись и плакали от радости. Один из пленных, без рубашки, в парусиновых шортах, забрался на крышу барака и начал речь. И не надо было переводить слова приветствия и благодарности. Все ясно. Другой, здоровенный, заросший щетиной, вскочил на обрубок дерева, раскинул руки, свалился на десантников, желая, видимо, обнять всех разом.

Генерал Притула, став на принесенный кем-то стул, громко объявил:

— Дорогие друзья! Советские войска заняли город Мукден. С этого часа вы свободны!

Притулу окружили пленные — американские и английские генералы, хлопали его по плечу, жали руки, называли свои имена. Это были командиры американских дивизий Тивенс Лоф Бийби, Орэйк, Втофер, Пиэрс.

Потом подбежал и пленный голландский журналист Жоэл, командиры корпусов Джонс и Шарп Ченович, еще какой-то подслеповатый генерал, а с ним английский вице-маршал авиации Малтби.

На стул, с которого только что спрыгнул Притула, вскочил бледный, длинноволосый пленный и, замахав руками, что-то неистово заговорил:

— For three and a half years we have been kept prisoners and died here from hunger and tortures. Only four soldiers managed to escape, but they were caught by the Japanese and tortured to death. You are our rescuers. Long live Russia![27]

— Свобода! Свобода! Свобода! — кричали вокруг.

Автоматчики братались с американскими и английскими солдатами.

— My name is Harry, Detroit[28], — тормошил Юртайкина какой-то стриженный под машинку тощий пленный.

Другой, чернявый, без передних зубов, пристал к Посохину:

— I’m from Iowa[29].

— Понимаю: из Айовы, значит... Это хорошо. А я из Чегырки. Не слыхал? — прогудел в ответ Поликарп. — А он вятский. Вятский, говорю. Такой уж родом.

— А мы полтавськи галушныкы, — расплылся в улыбке Цыбуля, указывая на своего брата Илько.

Толпа, заполнившая весь двор, начала постепенно растекаться. Вокруг каждого десантника — круг пленных. Разговор — жестами, с помощью трех-четырех слов.

— Джек Смит, Чикаго.

— А я с Волги. Волга... Слышали? — басил Забалуев.

— О’кэй, ол райт! Сталинград!

Американцы окружили Забалуева, бурно восторгались его богатырским ростом: трогали его плечи, мускулы.

— Русь Иван, Гитлер капут!

— Русь Иван, Ямада капут!

Забалуев стоял среди толпы сконфуженный, не зная, что ему делать. Он был на целую голову выше окруживших его людей. Чтобы как-то преодолеть неловкость, он вдруг выхватил из толпы Юртайкина и, посадив его себе на плечо, крикнул:

— А у нас есть и такие!

Раздался дружный хохот, кто-то пронзительно свистнул, одобрив шутку.

Старшина Цыбуля отер рукавом гимнастерки вспотевшее лицо и попытался выбраться из толпы туда, где было просторнее. Вид у старшины, кажется впервые в жизни, был совсем не уставной: воротник расстегнут, погон на одном плече топорщился, пилотка сбилась на затылок.

— Ну и денек сегодня, доложу я вам! — сказал он, когда передвигающаяся толпа вынесла прямо на него Иволгина.

К Иволгину подскочил долговязый, рыжий, горбоносый пленный в берете, спросил по-русски:

— Почему вы, русские?

— Как почему? — опешил Иволгин. — Родились в России...

— Шо вин там лопоче, як с дуба упав? — поинтересовался Цыбуля.

— Да нет, не об этом я, — бубнил долговязый. — Я спрашиваю, почему сюда пришли именно вы? Где же американцы, англичане?

— Так вы шо? Недовольны нашиму приходу? — обиделся старшина. — Мы вас освобождаем непосредственно от фашизма, а вам подавай англичан да американцев!

— Что вы? Зачем так шутить? Я сам русский человек, — сказал горбоносый и протянул руку, представился: — Граф Кутайсов. Не удивляйтесь... Я эмигрант, вырос среди англичан. Они меня назвали мистером Скоттом.

— Но как же вы попали в этот лагерь? — спросил Иволгин.

— Я приехал сюда из Шанхая, собирался купить в Харбине торговую фирму Чурина. А тут началась война, японцы напали на Пирл-Харбор. Меня схватили — приняли за английского шпиона.