Грозовое Облако - [63]

— Они и не разрешают, — простонал парнишка, — но мы все равно ходим.

— Да уж вижу.

И тут страдалец наконец сложил вместе два и два.

— Вы… вы серп Кюри! — Он повернулся к Цитре. — А вы тоже серп?

— Серп Анастасия.

— Я никогда не видел серпов без мантий. У вас вся одежда одного цвета?

— Так проще, — сказала Цитра.

Мари вздохнула.

— Пойду принесу ему льда.

— Льда? — удивилась Цитра. — Зачем?

— Так в смертные времена боролись с отеками и болью, — объяснила Мари и направилась к автомату со льдом дальше по коридору.

Тонист перестал корчиться, но дышал по-прежнему тяжело — видимо, ему было очень больно.

— Как тебя зовут? — спросила Цитра.

— Брат Макклауд.

«А, точно, — вспомнила Цитра. — Все тонисты называют себя „брат такой-то“ или „сестра такая-то“».

— Послушай, брат Макклауд, прости меня. Я думала, ты пришел со злыми намерениями.

— Если мы, тонисты, и против серпов, — сказал он, — то это еще не значит, что мы желаем вам зла. Мы хотим просветить вас — как и всех прочих. Может, даже еще больше, чем прочих. — Он взглянул на свою распухшую руку и застонал.

— Да это не так страшно, как кажется, — утешила его Цитра. — Твои наниты-целители…

Но брат Макклауд опять помотал головой.

— Хочешь сказать, целителей у тебя тоже нет?! А это вообще законно?

— К сожалению да, — сказала Мари, вернувшись со льдом. — Люди имеют право страдать, если им этого хочется. Отсталость, конечно, но раз им так нравится…

Она пошла в крохотную кухоньку в их номере, чтобы изготовить нечто вроде компресса.

— Можно спросить? — проговорил брат Макклауд. — Если вы серпы и во всем стоите над законом… почему вы так набросились на меня? Чего вы боитесь?

— Сложный вопрос. — Цитре не хотелось вдаваться в подробности их нынешнего запутанного положения.

— Он мог бы стать простым, — возразил брат Макклауд, — если бы вы отказались от служения серпа и последовали по пути тонистов.

Цитра едва не прыснула. Парень корчится от боли, а его мозги все равно работают только в одном направлении!

— Я как-то побывала в монастыре тонистов, — призналась она. Похоже, брату Макклауду ее слова доставили удовольствие, что отвлекло его от страданий.

— Он пел для тебя?

— Я стукнула разок по камертону на алтаре. Там была чаша с грязной водой, жутко вонючей.

— Она наполнена болезнями, от которых люди когда-то умирали, — сказал он.

— Да, мне объяснили.

— Придет день — и они снова начнут убивать людей!

— Искренне в этом сомневаюсь! — заявила Мари, вернувшаяся пластиковым пакетиком для мусора, наполненным льдом.

— Не сомневаюсь, что вы сомневаетесь, — парировал тонист.

Мари неодобрительно хмыкнула, затем присела около раненого и прижала пакет со льдом к распухшему локтю. Парень, скривившись, дернулся, и Цитра помогла удержать компресс на месте.

Он несколько раз глубоко вздохнул, примиряясь и с болью, и с холодом, а затем сказал:

— Я принадлежу к ордену тонистов здесь, в Уичито. Навестите нас. Этим вы хоть как-то отплатите за то, что сделали со мной.

— А не боишься, что мы тебя выполем? — съязвила Мари.

— Думаю, не боится, — сказала Цитра. — Тонисты не боятся смерти.

Но брат Макклауд поправил ее:

— Боимся. Просто мы принимаем наш страх как должное и возвышаемся над ним.

Мари нетерпеливо поднялась с колен.

— Вы, тонисты, прикидываетесь мудрецами, но вся ваша система верований — сплошная нелепица. Не что иное как обрывки разных религий смертного времени, причем далеко не лучшие. Вы взяли их и кое-как скропали безвкусное, аляповатое лоскутное одеяло. Ваша вера не имеет смысла ни для кого, кроме вас самих.

— Мари! Я уже сломала парню руку. Совершенно ни к чему еще и оскорблять его.

Но та завелась — не остановить.

— Ты знаешь, Анастасия, что существует по меньшей мере сто различных тонистских сект, и у каждой свой устав? Они грызутся между собой по поводу тона их вилки — соль-диез это или ля-бемоль — и не могут прийти к согласию насчет имени собственного божества: то ли это «Великая Вибрация», то ли «Великий Резонанс». Тонисты сами себе отрезают языки, Анастасия! И выкалывают глаза!

— Так поступают экстремисты! — возразил брат Макклауд. — Большинство не такие. Мой орден, например. Мы локрийцы[16]. У нас самая большая крайность — это удаление собственных нанитов.

— Можно мы хотя бы вызовем амбу-дрона — путь отнесет тебя в оздоровительный центр? — спросила Цитра.

И опять он помотал головой.

— В монастыре у нас есть врач. Он обо мне позаботится. Наложит гипс.

— Наложит что?

— Вуду! — фыркнула Мари. — Древний знахарский ритуал. Обмазывают руку гипсом и оставляют на несколько месяцев. — Она вынула из шкафа деревянную вешалку и разломила пополам. — Вот, сейчас наложу шину. — И буркнула Цитре, предвидя ее следующий вопрос: — Опять вуду.

Она разорвала наволочку на полоски и туго прибинтовала половинку вешалки к руке тониста, так чтобы конечность не двигалась. Затем полоской ткани примотала пакет со льдом.

Брат Макклауд поднялся, чтобы уйти. Он открыл было рот, но Мари оборвала его:

— Если ты сейчас скажешь «Да пребудет с вами Вила», я врежу тебе второй половинкой вешалки!

Парень вздохнул, с гримасой прижал к себе сломанную руку.

— Тонисты вообще-то такого не говорят. Мы говорим «Резонируй чисто и правдиво». — Произнося это, он с пристально поглядел обеим собеседницам в глаза.