Грозная туча - [12]

— Милостивец! — воскликнул тот в страхе. — Накажи меня Господь, если я точно не бернардинец здешнего монастыря! Mea culpa[2], что солгал, будто иду к умирающему. Очень уж я испугался…

— Тогда говори скорее, почему в такую рань таскаешься по улицам!..

— Любопытно, милостивец! Это самое простое любопытство — и не столько мое, сколько моих собратий. Они-то и послали меня узнать, что делается на улицах.

— А-а!.. Так ты шпион! — крикнул грозно офицер. — Знаешь ли, чем это тебе грозит?

Заметив, однако, как сильно монах изменился в лице, офицер продолжал ласковее:

— Ну не бойся! Шпион от бернардинской армии нам не опасен. Ступай скорее восвояси и доложи любопытным отцам и братьям, что пополудни будут в Вильне гости.

Начинало светать. На улицах стал показываться народ. Но все пробирались боязливо, закоулками или выглядывали из-за ворот. На Свянтоянской улице, против дворца, в котором после отъезда императора Александра поместился главнокомандующий Первой армией Барклай-де-Толли, набралась небольшая толпа народа и жадно следила за всем, что делалось на обширном дворе.

Там стояла карета, запряженная восьмериком. Ее окружали несколько десятков конных казаков.

— Здесь еще фельдмаршал? — спросил у часового офицер, прискакавший во весь опор со стороны Погулянки.

— Еще здесь! — ответил часовой.

Офицер въехал во двор, соскочил с коня и побежал прямо к крыльцу, не отряхнувшись даже от пыли.

— Это карета фельдмаршала Барклая-де-Толли! — пронесся шепот в толпе, стоявшей против дворца.

Показалось солнышко, еще больше народа собралось на улицах. На дворцовый двор влетел второй курьер. Толпа напротив дворца становилась все гуще и гуще. Кто радовался, кто трусил, кто смешил или пугал других… Вот появился и третий вестник на взмыленном коне. Тотчас же по его приезде выбежал из дворца офицер и помчался к площади. Многие любопытные отделились от толпы, стоявшей у самых ворот дворца, и побежали вслед за офицером, пробираясь, однако, переулками.

Едва только офицер показался на площади, раздался барабанный бой, и солдаты повскакивали, бросив недоеденную кашу. Во мгновение ока все были уже готовы и двинулись скорым шагом к Антокольскому предместью, а глазевшие на них вернулись ко дворцу и объявили тут оставшимся, что последний русский полк выступил по дороге к Неменчину.

В это время во дворцовом дворе началось движение. Несколько верховых полетели в разные стороны, и на крыльцо вышел сам Барклай-де-Толли в сопровождении Виленского губернатора и нескольких адъютантов. Все весело разговаривали, фельдмаршал улыбался.

— Вот так диво! — послышалось в толпе. — Бонапарте за горой, а они себе спокойно разговаривают.

Барклай-де-Толли остановился, окинул все вокруг спокойным взором и неторопливо сел в карету. Подле него поместился губернатор. Свита вскочила на коней и поскакала за каретой тоже по направлению к Антоколю. Всех их окружал конвой из казаков и драгунов.

Еще карета главнокомандующего не выехала за город, как раздался страшный треск, от которого зазвенели стекла в окнах, и народ замер от ужаса. Не успели жители прийти в себя, как снова раздался треск.

— Зеленый мост русские взорвали!.. — понеслась весть с одного конца города в другой.

— Магазины на Лукишках взлетели на воздух!.. — толковали всюду.

Только что все успокоилось, как раздались три пушечные выстрела и снова оглушили всех.

— Стреляют по городу!.. — пронзительно крикнул кто-то.

Поднялся страшный переполох, бежали со всех улиц, толкаясь, роняя друг друга и крича, что есть мочи.

Переполох оказался напрасен. Французы этими выстрелами давали знать русским, что они вступают в город, так как император Александр, жалея красивый город, велел нашим войскам сдать его без боя.

Толпы успокоились, но, движимые любопытством, переносились, словно волны, из одного края в другой. Одни бежали на горы, Замковую и Бекешовую, надеясь увидеть оттуда, что делается вокруг города; другие лезли на соборную колокольню; иные бежали к Погулянке встречать французов, двигавшихся с этой стороны, и все кричали, словно помешанные.

Городской голова спокойно сидел в ратуше. Перед ним на прекрасной работы серебряном подносе лежали позолоченные ключи, якобы от ворот города, которых в то время уже не существовало. Затишье это продолжалось часа с два. Вдруг послышался снова крик: колят! колят!..

— Кто? Кого колят? — спрашивали в толпах, но никто не мог на это ответить.

Однако и этот переполох оказался напрасен; хотя на всех улицах показавшиеся французские уланы и летели, направив вперед пики, будто готовились колоть, но колоть они никого не кололи, и толпы зевак струсили попусту…

Лишь только в ратуше узнали о вступлении в город французов, городской голова поднялся со своего места, вышел к офицеру, переговорил с ним и тотчас же отправился на Погулянку. Его окружали именитые горожане, отправленные депутатами для поднесения городских ключей Наполеону.

Между тем конница продолжала входить в город. За уланами показались конные егеря, во главе которых ехал на мощном коне Мюрат. Он взмахивал обнаженной саблей, громко крича:

— Vive Napoleon!

Увидя депутатов от города, шедших навстречу Наполеону, Мюрат дозволил им идти к Понарским горам, где находился император французов, поджидая изъявления покорности от города Вильно.