Гроза надвигается - [239]

Ближе к концу первого года жизни малышки, когда у нее уже появились молочные зубки, ее по вековой традиции мешикатль отняли от материнской груди. Когда девочка кричала, требуя, чтобы ее покормили, ее губки все чаще встречали не сладкую грудь Цьяньи, но горьковатый, вяжущий лист одного из кактусов. И постепенно Кокотон все с большей готовностью соглашалась заменить материнское молоко кашицей атоли, пока наконец не отвыкла от груди вовсе. Когда это случилось, Бью Рибе заявила, что теперь наша семья вполне сможет обойтись и без ее помощи. Если Цьянья устанет или займется другими делами, заботы о малышке легко сможет взять на себя Бирюза. Я снова предоставил Бью сопровождающих – тех же самых семерых солдат, которых уже стал рассматривать как свою маленькую личную армию, и проводил ее и воинов до самой дамбы.

– Надеюсь, сестрица Ждущая Луна, что ты навестишь нас снова, – сказал я, хотя большая часть дня и без того прошла в прощаниях. Бью получила уйму подарков, и сестры пролили озеро слез.

– Я явлюсь, когда буду нужна... или желанна, – ответила она. – После того как я отлучилась из Теуантепека один раз, во второй будет уже легче. Но не думаю, чтобы надобность во мне возникала очень уж часто. Никто не любит признавать свои ошибки, Цаа, но честность вынуждает меня сказать: моей сестре действительно достался хороший муж.

– На самом деле это не так уж и сложно, – отозвался я. – Лучший из мужей тот, у кого самая лучшая жена.

– Тебе-то откуда знать, у тебя ведь только одна жена? – промолвила она, возвращаясь к своей обычной манере разговора. – Скажи мне, Цаа, неужели ты никогда не испытывал даже мимолетного влечения... к какой-либо другой женщине?

Я весело рассмеялся:

– Испытывал, и не раз! Я же нормальный мужчина, а вокруг помимо моей жены столько привлекательных женщин! Взять хоть тебя, Бью. Да и не в одной только красоте дело. Мне всегда было любопытно заглянуть к другим женщинам в душу: что там скрывается? Но за почти девять лет семейной жизни дальше мыслей дело никогда не заходило, а стоило мне лечь рядом с Цьяньей, и мысли рассеивались так быстро, что я даже не успевал их устыдиться.

Тут я хочу заметить, почтенные братья, что мои наставники в христианской вере объяснили мне, что распутная мысль может быть такой же греховной, как и самое сладострастное прелюбодеяние. Но в то время я был язычником, как и все мы, а потому помыслы о грехах, которые я не поощрял и не совершал, ничуть меня не беспокоили.

Бью глянула на меня искоса своими великолепными глазами и сказала:

– Ты уже возведен в ранг благородного воителя-Орла, и теперь тебе осталось лишь добавить «цин» к своему имени. Ну а знатному человеку нет нужды подавлять даже тайные желания. Цьянья не стала бы возражать против сана Первой Супруги, разумеется, если бы одобрила выбор остальных. Ты мог бы иметь всех женщин, которых только пожелаешь...

В ответ я улыбнулся:

– Мне вполне достаточно одной женщины, да и имя у нее самое подходящее. Всегда.

Бью кивнула, зашагала по дамбе прочь и, так больше и не оглянувшись, скрылась из виду.

В тот день по всей дамбе – и со стороны острова, и возле находившейся посреди ее крепости Акачинанко, и на юго-западном побережье материка – кипела работа. Люди возводили каменный акведук, чтобы улучшить снабжение города пресной водой.

Уже долгое время население земель нашего озерного края увеличивалось так быстро, что все расположенные вокруг Тескоко города Союза Трех оказались чудовищно перенаселены.

Больнее всего это, конечно, ударило по Теночтитлану, поскольку город находился на острове и расширяться ему было некуда. Именно поэтому, когда провинцию Шоконочко присоединили к Мешико, многие горожане, забрав свои семьи, имущество и слуг, перебрались туда. Это навело юй-тлатоани на мысль о поощрении других переселенцев.

К тому времени стало очевидно, что гарнизон Тапачтлана уже достаточно силен для отражения любых попыток воинственных соседей вторгнуться в Шоконочко, поэтому Мотекусома-младший был отозван из этой провинции. Как я уже объяснял, у Ауицотля имелись свои причины держать племянника на расстоянии, но у него хватало ума не пренебрегать организаторскими способностями этого человека, но всемерно их использовать. Местом нового назначения Мотекусомы стал Телолоапан, ничем не примечательное поселение между Теночтитланом и Южным океаном, которое Ауицотль приказал превратить в надежный оплот Мешико и процветающий город по образцу Тапачтлана.

Для этой цели Мотекусома получил под начало внушительный военный отряд и большое количество переселенцев, как семейных, так и одиноких. Наверное, многие из них не были довольны своей жизнью в Теночтитлане, а кто-то, возможно, и просто подчинился приказу Чтимого Глашатая сменить место жительства. В любом случае, они не прогадали, ибо, получив из рук Мотекусомы щедрые земельные наделы в Телолоапане и окрестностях, они под его руководством быстро превратили эту захолустную дыру во вполне приличный город. Как только в Телолоапане возвели надежную крепость, а население смогло кормиться собственными трудами, Мотекусома-младший снова был направлен в другое место. Ауицотль переводил его из одной мелкой деревушки в другую: Оцтоман, Алауицтлан – всех названий мне и не упомнить, но эти населенные пункты были расположены на самых дальних границах нашего Союза, Укрепляя отдаленные колонии, Ауицотль решал сразу три задачи. Во-первых, боролся с перенаселенностью городов нашего озерного края, отправляя туда переселенцев из Тескоко, Тлакопана и из других мест, в том числе и из самого Теночтитлана. Во-вторых, на границах наших владений возникали надежные опорные пункты. А в-третьих, энергичный и способный Мотекусома постоянно находился при деле, причем вдали от столицы у него не было возможности плести интриги против своего дяди.