***
Солнце прокралось в старый дом коневодов через окно, медленно скользя лучами по гнилым доскам, забираясь в углы и щели, как ледяной ветер накануне. Оно чуть задержалось на тонких веках мальчика, дремавшего на полу. Поцеловало, согрело, разбудило. Сэм сел и принялся тереть глаза. Первые несколько секунд он видел только цветные всполохи и черточки. Малыш не сразу вспомнил, где находится и что творилось ночью, но когда вновь обрел зрение, увидел брата с лошадью: живыми, здоровыми, почему-то сухими и мирно спящими.
Джузеппе дремал, подложив под голову кепку. Старую, заношенную до дыр кепку – наследство почившего отца. Дыхание парня было ровным. Волосы, как всегда растрепаны. Серая от времени рубаха расстегнута, майка заштопана заботливыми руками матушки. Но что-то в родном и привычном облике изменилось. Едва уловимо, так, что Сэм не смог бы объяснить, спроси его кто-нибудь.
– Джу, а Джу! – малыш принялся тормошить брата. Вилка открыла глаза первой. Джузеппе проснулся нехотя, зевая и потягиваясь, как в ленивый воскресный полдень дома в теплой постели.
– Ч-ч-то, Сэм?
– Когда ты вернулся? Джу, где ты нашел Вилку? Почему вы не промокли?
– С-слишком много в-в-вопросов, Сэм.
– Джу, а Джу… Где ты был ночью?
– З-здесь. Я, ты и Вилка. Мы п-п-прятались от грозы.
– Джу, но ведь, Вилка убежала, и ты за ней, я остался совсем один и… – Сэм принялся тараторить так быстро, что Джузеппе едва успевал разобрать его речь.
– Т-т-ты уснул, это был п-просто сон. Я н-н-никуда не уходил. В-вилка тоже.
Сэм часто заморгал. Джузеппе продолжил, видя замешательство брата:
– Это в-все сон т-т-трава, Сэм. Я з-здесь, и нам п-пора идти. М-м-матушка, д-должно быть, заждалась.
Сэм плохо понимал, что происходит, но утомился, испугался и очень хотел домой, а потому не стал спорить с братом. Тем более повода сомневаться в словах Джузеппе, который всегда заботился и оберегал, у малыша не было. Дверь сарая оказалась на месте, словно Вилка и не вынесла ее ночью, да и вообще все выглядело так же, как накануне. Кроме неба – теперь пронзительно чистого, налитого золотом вместо грозового свинца. Сэм почти успокоился, поверил. Чувство голода перебило сомнения.
Мальчишки поспешили выбраться из старого дома коневодов и зашагали в сторону дома. Линия горизонта обозначилась вдали тонкой голубой полоской, отделяющей желтое поле дикого ячменя от янтарного полуденного солнца. Джузеппе посадил Сэма на спину Вилке, которая шла удивительно легко, будто забыла о больной ноге, а сам наслаждался, подставив лицо горячим лучам. Малыш наблюдал за братом с возвышения. Он заметил, что под воротом рубашка Джузеппе будто промокла. События жуткой ночи почти растворились в обретенном покое, больше ничто не внушало Сэму мысли о них, кроме этого куска потемневшей от воды ткани.
– Джу, а Джу… – осторожно начал малыш, – а ведь прабабушка Чезу была из кочевников равнины?
Джузеппе ответил, не поворачивая головы:
– В-в-вроде.
Вилка зашевелила ушами, словно прислушивалась к разговору, распознавала речь, от которой давно отвыкла.
– Джу, а Джу… А как ты говорил звали того демона из легенды?
Джузеппе чуть замедлил шаг и, наконец, посмотрел на брата. Его глаза, обычно добрые, золотисто-голубые, стали похожи на воду, скованную льдом. Он улыбнулся, как улыбался всегда, отвечая на бесконечные вопросы любопытного шестилетки, но что-то в этой улыбке заставило Сэма поежиться. Лошадь под ним вздрогнула и нервно заржала.
– А я не говорил, – ответил Джузеппе без единой запинки. Нечто зловещее и неосязаемое повисло в воздухе над проклятым ячменным полем. Черные тучи ушли на восток.
