Гросс-адмирал - [175]
В Шпандау заключенный во время свидания был отделен от своего посетителя частой двойной металлической решеткой. Но даже при этом справа и слева от заключенного сидели переводчики, а при свидании присутствовали офицеры от четырех держав, часто прерывавшие разговор.
Внутри же тюрьмы нам, заключенным, не позволялось общаться друг с другом, и вплоть до лета 1954 года любой разговор во время таких занятий, как уборка помещений, клейка бумажных пакетов или работа в саду тюремного дворика, был строжайше запрещен.
Я предпочел бы не описывать отдельные детали тюремной жизни в Шпандау, пока другие заключенные еще остаются там. Но я хочу сказать, что я не питаю неприязни к британским, французским, американским или русским солдатам, которые охраняли нас; они лишь выполняли приказы. А ни западные демократии, ни Советский Союз не позволят солдату не выполнять воинские приказы. Офицеры-медики, служившие в тюрьме, выполняли свои медицинские обязанности вполне корректно и без личной неприязни к нам. Французские капелланы в тюрьме заслужили нашу особую признательность за гуманность, с которой они выполняли свои функции в пределах того узкого коридора, который был им оставлен. Но, поскольку нам не было позволено общаться с ними, было невозможно получить у них духовное утешение и совет.
Международный военный трибунал в Нюрнберге был единственным в своем роде учреждением во всей истории юриспруденции. В отличие от любого другого суда любой западной страны он не имел над собой вышестоящего надзорного органа или апелляционного суда. Даже Контрольный совет по Германии не обладал над ним верховной властью. Он мог осуществить смягчение приговора, но не сделать его более суровым. Именно по этой причине было отклонено мое ходатайство о замене пожизненного заключения на расстрел. Но даже в этом отношении Контрольный совет вскоре прекратил «контролировать», для других же практических надобностей он просто перестал существовать. Тюрьма Шпандау и ее администрация, созданная в военной форме для исполнения приговора суда, остались единственной деятельностью четырех держав-победительниц, которая продолжала существовать. Она представляла своего рода уникальный контраст тому расколу, который произошел во всех других отношениях между Востоком и Западом. Но поскольку так и не существовало никакого вышестоящего органа, к которому можно было бы апеллировать – хотя таковой должен был быть создан в соответствии с решениями Нюрнбергского трибунала, – условия содержания в тюрьме часто становились более тяжелыми.
Тюремные стены и тишина в наших камерах-одиночках, окружавшие нас в Шпандау, давали заключенным возможность и стимул для раздумий. В эти долгие, медленно тянувшиеся годы я часто с признательностью думал о своих родителях и учителях, которые внушили мне твердую христианскую веру, так поддерживавшую меня в жизни. Эта вера теперь хранила меня от отчаяния, поскольку я был убежден в своей невиновности перед человечеством.
В своих мыслях я постоянно возвращался к моей жене и моему сыну, о которых очень беспокоился. Я благодарил Бога, что мой Ганс достойно определился в жизни, хотя моя судьба тяжким бременем легла и на его плечи. Его поддерживали наши верные друзья. Поскольку какая-либо деятельность в сфере агрономии была невозможна в обстоятельствах, в которых он оказался, он был вынужден отказаться от избранной им профессии фермера, в которой уже много преуспел, работая после окончания агрономического факультета в больших поместьях в Силезии и Шлезвиг-Гольштейне. Но благодаря помощи нашего старинного друга доктора Репке он смог получить перспективную должность на металлургическом заводе в Липпштадте, что в Вестфалии, и вновь обрел уверенность в будущем. Я испытал громадное утешение, когда узнал, что он смог воссоединиться с моей женой. Однако его ранняя смерть оборвала все надежды.
В Шпандау нам разрешали читать, пока был включен электрический свет и мы были свободны от наших постоянных обязанностей. Гесс получил несколько книг, отправленных ему из Англии, другие получали книги от друзей. Книги эти стали основой небольшой библиотеки, которую вверили моим заботам. Различные библиотеки Берлина тоже поделились с нами своими книгами, но все труды по политике или военному делу неизменно изымались тюремной администрацией. Никому из заключенных не позволялось ничего писать, за исключением ежемесячных писем родным.
Позднее, когда режим нашего содержания был немного смягчен и мы получили возможность общаться, порой затевались весьма интересные дискуссии. В них я всегда оказывался един во мнениях с бароном фон Нейратом и более всего с Дёницем.
Нейрат был тремя годами старше меня, и его обширнейшие знания о внешней политике со времен 1914 года, когда он стал германским послом в Константинополе, давали нам материал для бесконечных бесед. Хотя здоровье его оставляло желать лучшего, он никогда не терял чувства собственного достоинства, а его стоическое принятие выпавшей ему судьбы служило примером для каждого из нас. Мне было горько наблюдать, как годы давили ему на плечи, а силы на глазах покидали его. Когда же, наконец, в 1950 году он вышел из заключения, то едва мог держаться на ногах, а через два года тихо угас в кругу семьи.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.