Гринвичский меридиан - [27]

Я почти не слушала Пола, хотя обещала ему быть внимательной и попытаться что-нибудь запомнить. Но мне так нравилось смотреть на него, такого серьезного, исполненного достоинства, что я обо всем забыла. Я просто не могла оторвать взгляда от его мягких губ, в линии которых проглядывала неуверенность. Он слишком трепетно относился к России, ему было больно разочаровываться. Казалось, Пол никак не мог поверить, что эти дети с хамоватыми улыбками и есть те радушные русские, всегда готовые отдать последнюю рубашку. И те, стреляющие в собак… И глухие пассажиры трамвая…

Все это накладывало на меня особую ответственность. Мне предстояло отдуваться за всех русских, олицетворением которых я для него являлась. И мне было совсем нелегко доказать Полу состоятельность целого народа, ведь я не отличалась ни знаменитой славянской красотой, ни самобытной талантливостью, ни особой широтой души — ведь пожалела же я для того гармониста валюты, причем чужой валюты. Теперь мне было немного стыдно за себя, ведь в тот миг я стала одной из всех, и Пол закричал мне: "Что с вами?!" Он обращался через меня ко всем людям, которых мечтал подружить со своими соотечественниками. Смешной, стареющий романтик…

— О чем ты думала на занятии? — спросил Пол, когда мы вышли из школы. — Ты совсем не слушала.

— Извини, Пол.

— Ты не слушала?

— Нет. Я думала, как же я люблю тебя.

— О! — вырвалось у него.

Остановившись, Пол сжал мои локти и наклонился к самому лицу.

— Как ты знаешь, что любишь? — требовательно спросил он.

— Я это чувствую… Да отпусти же, Пол! Что с тобой такое сегодня?

— Прости, — он поспешно развел руки. — Ты шутишь, да?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Пол отвернулся и провел пальцем по еще зеленому, но уже расцвеченному желтыми разводьями листу черемухи. Потом понюхал его и вдруг сказал:

— Я хочу… пригласить тебя завтра вечером.

— В ресторан? — я обрадовалась, потому что не была там года три.

— Нет. Не совсем. В английский клуб.

— У нас есть английский клуб?!

— Да, — он взял меня за плечи и повернул. — Вот видишь?

Я беспомощно завертела головой:

— Да где же, Пол?

— Вот, — он указал рукой. — Красный замок. Видишь? Это непонятное сооружение в псевдоготическом стиле вознеслось в центре города пару лет назад. Никто из моих знакомых не имел ни малейшего представления, для кого или для чего оно предназначено, потому что у нас не принято сообщать горожанам назначение строящегося объекта. "Замок", как назвал его Пол, был сложен из хорошего красного кирпича и имел причудливую архитектуру. Высокие стены его были начисто лишены каких бы то ни было окон, только над переходом было одно, и под самыми зубцами виднелись небольшие отверстия, напоминающие амбразуры. Я, помнится, удивилась его внезапному возникновению на знакомой низкорослой улице, но уже через минуту навсегда забыла о нем, как ухитрялась изгонять из своей памяти все, что не имело отношения к моей жизни. И вот теперь Красный замок пытался войти в нее…

— И там действительно английский клуб? — я не сумела утаить замешательства.

Пол коротко кивнул:

— Его строили… как это? Энергия…

— Энергетики?

— Да. Но у них появились долги. Они продали этот замок нашей фирме. Их здесь несколько.

— Вы скупаете нашу недвижимость? — спросила я с неожиданным для себя беспокойством.

Но Пол его не услышал.

— Да. Теперь там клуб. Мы пойдем туда завтра вечером. Хочешь?

— Конечно! Ты же будешь со мной. В клуб так в клуб. А твоя нога позволит?

— Позволит! — он внезапно вышел из себя, сорвал тот самый лист черемухи и, скомкав его, бросил на тротуар. — Пойдем домой.

— Да что случилось, Пол?!

На мгновенье он закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом обнял меня, и мы разом успокоились, точно нам были необходимы прикосновения, чтобы обмениваться излишками раздражающей энергии. Больше Пол не нервничал. Пока мы добирались до дома, он то и дело улыбался и становился совсем молодым, хоть от глаз и разбегались морщинки. Лицо у него загорело за лето, и когда Пол вставал по утрам, щетина на нем казалась ослепительно серебристой. Но тело оставалось светлым. Он говорил, что ему некогда ходить на пляж, да и вообще он не в той форме… А однажды обмолвился, что ему просто не с кем отправиться отдыхать, что растерял всех друзей молодости, а заводить новых не захотел. Я не стала допытываться, как это произошло.

Вернувшись домой, Пол сразу полез под душ и уже оттуда закричал мне, что забыл взять белье. Голос у него тоже был совсем молодым, и если Пол говорил, как сейчас, оставаясь невидимым, то нельзя было дать ему больше тридцати.

Я открыла шкаф, куда он сложил свои вещи, и снова наткнулась на те самые кассеты. За эти дни я ни разу о них не вспомнила, а теперь они, как нарочно, опять попались мне на глаза. Я отнесла Полу белье и, схватив первую же кассету, бросилась к видеомагнитофону. Включив телевизор, я впервые пожалела, что ванная находится так далеко и совсем не слышно, льется вода или нет.

Часть фильма кто-то отсмотрел до меня, и передо мной на экране сразу появилась линия то ли метро, то ли железной дороги. Сидевший на рельсах парень со знанием дела освежевывал задавленную собаку. Это, без сомнения, был не документальный фильм, и все же происходившее там выглядело так натурально, что меня чуть не стошнило.