Гримм. Ледяное прикосновение - [33]

Гроган кивнул.

– Есть еще кое-что. Скорее всего, они знают о Существах.

– С чего ты взял? – удивился Гарник.

– Парни, которые сторожили груз в тоннеле, схлынули и не стали потом менять форму: не ожидали встретить там никого, кроме других Существ. Опять же, если бы кто подкрался, так его было бы легче прикончить. Но похоже, что этот Бёркхарт и есть тот человек, которого мы ищем. Давно уже ходят слухи, что в полиции Портленда работает Гримм.

– Гримм! – Гарник едва не подпрыгнул. – И что, Королевские семьи знают об этом?

– Скорее всего.

– Думаешь, он работает на «Противовес»? Обычно они связываются с Гриммами…

– Я даже не знаю, существует ли «Противовес» на самом деле.

– Еще как существует.

Бёркхарт…

Что-то в этом имени отзывалось в памяти Денсво. И было это не самое приятное воспоминание. Кажется, ту же фамилию он видел в файлах, посвященных семье Кесслер.

Бёркхарт.

Кесслер…

Глава двенадцатая

ЛОНДОН, АНГЛИЯ, 1843 ГОД

В год первый от восшествия на престол королевы Виктории молодой человек шагал туманным осенним утром по узким, извилистым, зловонным лондонским улочкам в поисках убийцы. Это был Дэвид Каспар Кесслер, и об убийце он знал только одно – его прозвище. «Сосальщик». Этот вульгарный термин был в ходу у проституток и владельцев винных магазинов и, по предположению отца Дэвида, наглядно описывал состояние, в котором находили жертв преступника: тела их напоминали пустой кожаный кошель, сохраняя лишь внешнее сходство с человеческими. Внутренние же органы были таинственным образом удалены. Жертвами Сосальщика становились только мужчины. Предполагалось, что убийцей, в таком случае, была женщина, но эта идея вселяла в Дэвида сомнения.

Впрочем, еще она вселяла в него новую надежду – надежду стать детективом в муниципальной полиции, созданной сэром Робертом Пилем. Новая дружина, получившая прозвище «бобби» – по имени ее создателя, – пока не могла похвастать отличной репутацией. Составляли ее в основном на редкость грубые и жестокие люди, не упускавшие случая пустить в ход служебную дубинку. Но даже они были умнее филдинговских «ищеек с Боу-стрит». Дэвид верил, что в свое время именно «пилеры»[10] станут главной полицейской силой в городе. Пример отца доказывал, что должность детектива позволит ему сочетать службу на благо горожан с основными обязанностями.

Потому что оставить свое главное служение Дэвид не мог. Он был Гриммом.

Молодой человек переступил через лужицу грязи и замешкался, чтобы достать из кармана и приложить ко рту надушенный носовой платок. Дэвид сознательно приучил себя к этому жесту. Тяжелый букет запахов, витавших на грязных улицах, обычно не слишком тревожил его обоняние – хотя юноша и вырос в деревне, вдали от лондонских захолустий. Но едва ли получится исполнять свой долг, если тебя скрутил приступ рвоты от зловония сточной канавы, гниющих отходов или пропитанной нечистотами воды старушки-Темзы. В таких случаях носовой платок был необходим.

Свернув на другую улицу – знать бы еще, какую! – Дэвид наткнулся на пьяницу в лохмотьях. Ему показалось, что это женщина, но сказать наверняка было трудно: в три часа дня в этой части города было так темно, что фонарь пришелся бы очень кстати. Небо затянули черные клубы: то ли тучи, то ли дым от угольных печей. Трех– и четырехэтажные дома из потемневшего кирпича нависали над узкой мощеной улочкой, погружая ее обитателей в вечный сумрак. Единственным источником света оставались лампы, теплившиеся за грязными стеклами окон, да редкие лучи солнца, все же пробивавшиеся сквозь завесу облаков.

– Вы идете верным п’тем, юнсыр, – пробормотала фигура в лохмотьях. – Все прямо и прямо вперед, пока ваше с’рде не остановится и Сосальщик не схватит вас. И да поможет вам Бог.

Дэвиду понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить: «юнсыр» – это на самом деле «юный сэр», и пропойца обращается к нему.

Спустя несколько минут и десятков шагов Дэвид задумался, стоило ли давать пьянице полкроны. Сказал ли тот правду или сейчас смеется вместе со своими собутыльниками над доверчивым прохожим? «А я п’чем знаю, что в темном тупике в конце дороги? Будь я пр’клят!» Что ж, последнее вполне вероятно.

Улочка закончилась небольшим двориком, так же зажатым между домами. Здесь было немного больше света и воздуха.

Площадка шириной в пятнадцать шагов упиралась в заднюю стену дома, в которой виднелась потрескавшаяся деревянная дверь. Возле нее на ступеньке сидели двое: древний беззубый старик-лоточник и молодая женщина. Торговец прижимал к себе корзинку с углем, на голове у него красовалась мятая шляпа. Женщина была одета в грязно-серое платье с корсажем: когда-то оно могло быть белым или даже желтым. На ногах у нее были странные деревянные сандалии; волосы собраны в пучок, заколотый торчащими тут и там шпильками. Но внимание Дэвида привлекло не это, а изящество девушки и ее глаза – миндалевидные, темно-карие глаза азиатки, которые так редко можно встретить в Лондоне.

Девушка подняла на него лишенный всякого выражения взгляд. Тонкие руки сжимали коричневую керамическую бутылку с джином без этикетки. Внезапно Дэвид понял, что не может перестать разглядывать ее пальцы: ногти были удивительно длинными. Не сводя взгляда с нежданного гостя, девушка передала бутылку лоточнику, который подмигнул ему и прохрипел что-то, отдаленно напоминающее предложение ознакомиться с товаром в корзинке.