Грибной дождь для героя - [12]

— Да ладно тебе, — подхватил Макс-панк.

Казак насмешливо улыбался. В этом молчаливом противостоянии побеждал всегда он. А мы бежали — будто проигравшая армия игрушечных солдатиков.

Ну нельзя, так нельзя, а я это слушать не буду — я встала и пошла. В темноту, по берегу пруда, мимо леса — домой.

Знала, что сейчас, за моей спиной, встали и Полинка, и сестра-Ася — и тоже идут домой. А попозже — чтоб не показаться слабаками — встанут Пашка и Симка и догонят нас уже около нашей улицы.

И вот так всегда. Обойти Казака никак нельзя. Он приходит всегда сам — туда, куда его не звали, — и остается столько, сколько ему хочется. И делает все, что ему вздумается. А оттого, что на самом деле его зовут Леша Казаков, он не становится безобиднее.

Воскресенье — совсем невеселый день. Мамы, папы, тети и дяди — все-все, кто в пятницу весело спрыгивал со ступенек круглоносого автобуса в дачную пыль, — словно перелетные птицы, улетают обратно. В Москву. Подмигнув красным глазом в сумерках — на прощание — исчезает за сторожкой последняя машина.

В такие вечера хочется пораньше уйти из дому и без конца бродить по улицам — чтобы было не так грустно. С Полинкой и сестрой-Асей под руки, Пашка с Симкой с нами не ходят, как будто гулять по поселку — несерьезное и девчоночье занятие.

В такой вечер окна во всех домах почему-то гаснут раньше обычного — дома тоже грустят. Улицы пустые — все сидят по участкам.

— Смотрите, — обрадовалась вдруг сестра-Ася, — кто-то у остановки.

— А может быть, не пойдем дальше, — тихо попросила Полинка.

Только теперь мы заметили горбатые большие мотоциклы, притулившиеся за остановкой. Услышали низкий смех и магнитофонную музыку — те, кто сидели там, были старше наших, поселковых ребят. Деревенские.

Сворачивать было уже некуда — или трусливо идти назад, или, будто море нам по колено, мимо остановки, за сторожку.

Музыка и хриплый смех замолкли. От темной остановки отделилась высокая тень.

— Гуляем? — ласково спросил парень в старом полосатом свитере и нехорошо улыбнулся.

Все, кого вместила железная остановка — похожая на домик, с окошком и деревянными лавочками, — сгрудились у кромки, там, где бетонный пол круто спускался к земле. Столько деревенских зараз мы еще никогда не видели.

— Гуляем, — ответила Полинка.

Тип в свитере обернулся к остановке, подмигнул своим и продолжил, так же ласково:

— Ну, так погуляем вместе!

Сестра-Ася блаженно улыбалась, будто ничего и не поняла. Полинка сжала мой локоть — видно было, что боится.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила я, — нам уже нужно домой.

Помолчала и прибавила — для убедительности:

— Бабушка ждет.

Мы подхватили сестру-Асю под руки, неуклюже развернулись и пошли прочь. Обратно. «Идите медленно, — шептала я, — чтоб не подумали, что сбегаем».

— Э-э, нет, так не делается, — протянул низкий гнусавый голос с остановки.

— От нас такие красоточки не уходят, — подхватил парень в свитере и, хохотнув, пошел за нами.

Мы прибавили шагу. Он не отставал. Все, кто был на остановке, высыпали на улицу и потянулись за ним. Шли быстрее и быстрее — в тишине было слышно их дыхание.

— Бежим! — крикнула вдруг Полинка. И мы побежали — что было силы.

Сзади гикнули, заржали дюжиной глоток, затопотали бесчисленными ногами в грубых ботинках по ночной безмолвной улице. Потом — видно решив, что не догонят, — вернулись. Взревели моторы, целая эскадрилья мотоциклов враз снялась с места — за нами.

Они гнались, как за зверями на охоте. Вспотев, улюлюкали, радовались своей власти и силе. Никогда еще я не бежала так быстро — ноги бежали сами, я их не чувствовала. Сердце от ужаса застряло где-то на вздохе и летело вперед, толкая бежать еще быстрее, еще.

— Мы-же-не-убежим-там-мотоциклы, — крикнула сестра-Ася, задыхаясь.

— Заходи сверху, — проорал сзади бас, вырываясь из мотоциклетного рева.

Два мотоцикла отделились от рыкающей стаи, преследующей нас, свернули на улицу по соседству — было слышно, как они едут где-то рядом, чтобы, повернув наверху, встретить нас на перекрестке. Куда деваться? Сзади нас догоняли и впереди тоже ждали они, деревенские. Помощи ждать неоткуда.

На участке по правой стороне — единственном на улице — была открыта калитка. «Спрячемся», — выдохнула Полинка — и мы нырнули в спасительную темноту, не разбираясь, чей это участок и живет ли там кто-то. Спотыкаясь, разбивая коленки, не чувствуя саднящих ладоней, забились куда-то к фундаменту недостроенного дома.

Немного перевели дух и огляделись. Мы сидели в большой тачке, наполненной сухим цементом. Уходила в глубину участка, к сарайчику, дорожка. На пороге, молча рассматривая нас, попыхивая сигаретой, стоял Казак. Просто стоял и курил.

Вдали ревели моторы мотоциклов — взвывали, взбирались по пологой Казаковой улице. Приближались, урча, как голодные звери.

Казак медленно — вразвалочку, руки в карманы, в углу рта вспыхивает огонек сигаретки — прошел к раскрытой калитке. Мимо нас, не глядя, как мы корчимся у тачки с цементом.

Мотоциклы ревели уже где-то совсем рядом с калиткой, и видно было, как мощные фары высветили кочки, поросшие жесткой травой, хороводы комаров и толстую жабу, которая медленно ковыляла через улицу и теперь замерла в столбе света. Она не мигала, только толстая шея в бородавках мерно раздувалась, ходила туда-сюда.