Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой - [36]

Как вообще состоялось наше знакомство?

Мерседес нет на свете, шанс пережить меня сейчас имеет только неугомонная Дитрих, но я не стану выпускать книгу мемуаров о них и о себе, нет, разве только эти записи… Да и то пусть лежат до… не знаю до каких времен.

Мерседес мне представила Салка Виртель, с которой я сама незадолго до этого познакомилась у Эрнста Любича.

Для тех, кто не знаком с Голливудом первой половины века:

Мерседес де Акоста – сценаристка, писательница, американка с испанскими корнями, родившаяся в Нью-Йорке;

Салка Виртель – тоже сценаристка, жена Бертольда Виртеля, писателя, сценариста, критика, а еще мать прекрасных сыновей;

Эрнст Любич – режиссер, продюсер немецкого происхождения, снимал гениальные фильмы.

О Салке и Эрнсте нужно рассказывать отдельно, потому что первая написала или участвовала в написании сценариев нескольких моих фильмов, а у Любича я снималась в любимой мной «Ниночке» и не только.

Чем я привлекла Мерседес, не знаю, вернее, конечно, знаю – лицом. Мне самой показалось, что это ненадолго, полюбуется и переключит свое внимание на другую, ведь ни для кого не секрет, что ей удалось очаровать и Айседору Дункан, и еще много-много кого. Я попадать в длинный список «Маргариток» не желала.

Название «Маргаритки» придумал Трумэн Капоте. О, этот голубоглазый развратник! Одним из его девизов было создать как можно более длинную цепочку любовных связей, используя для этого как можно меньше постелей. Мерседес для такой цели подходила как нельзя лучше, она объединяла многих, как и ее следующая подруга Дитрих. Все со всеми, но не в одной постели, а по цепочке. Странная идея? Но разве Капоте вообще не странен? Разве не странен сам Голливуд и весь мир с ним?

Мерседес интересная собеседница, она всюду побывала, многое испытала, со всеми знакома. Для де Акоста нет запретных тем, не существует поводов для смущения, она не ханжа и не моралистка. Но, как часто бывает, отрицание одного приводит к перекосу в противоположную сторону. У Мерседес отрицание моральных принципов привело к созданию собственной морали безо всяких правил.

Я не осуждаю, никогда не осуждала, это ее право так жить. Пока меня ее правила не слишком задевали, мы с Мерседес общались, когда де Акоста переступила установленную мной границу, отношения прервались. Это мои правила, я живу, никого не задевая и ни к кому не привязываясь, потому что знаю: ничто не вечно, ничто не стоит долгих страданий. Жестоко? Но лучше не подпускать никого к себе слишком близко, чем потом понимать, что тебя предали.

В последние годы я дружу лишь с теми, кому от меня ничего не нужно, в отношении кого я знаю, что если они и попытаются заработать на моем имени, то не при моей жизни, как это сделали Мерседес и Сесил Битон. А после?.. Пусть зарабатывают.

Я никогда не говорила, что хочу остаться одна. Нет, твердила, что хочу, чтобы меня оставили в покое.

Через много лет после нашей первой встречи Мерседес вдруг заявила, что именно она ввела всемирную моду на брюки у женщин, мол, отвела в магазин меня (а перед этим Дитрих), одела в брюки и вывела в таком виде в свет. Снимки Дитрих в мужских костюмах широко известны, действительно, тот самый на подножке автомобиля подвиг многих дам воспользоваться мужским гардеробом. И действительно, к этому причастна Мерседес де Акоста.

Но брюки я носила и до нее, причем часто и много. Еще в детстве любила переодеваться в одежду брата и гулять по Стокгольму, выдавая себя за мальчишку. Нет, я не тягалась с остальными мальчишками, не дружила с ними и не пыталась доказать, что «я тоже…». Просто к девочке, одиноко бродящей по улицам, было бы привлечено ненужное внимание, на мальчишку такового не обращали.

Удобней всего матросские широкие брюки, которые совсем не стесняют движений. Я часто появлялась в брюках в голливудских домах, хотя вообще-то там бывала редко. На мои брюки никто не обращал внимания просто потому, что я не пыталась эпатировать, просто одевалась, как удобней, – мужская просторная рубашка (как у папы когда-то), выпущенная поверх пояса, довольно широкие брюки, кепи или просто козырек от солнца… Теперь это привычно, а вот в двадцатых годах было странно.

Я не выставляла свой наряд напоказ – никто не обращал внимания.

И у Салки Виртель в тот вечер я была в чем-то похожем. Мерседес запомнила, что это были матросские брюки, что мои ступни были обнажены, а я сама расслаблена, хотя и замкнута. Наверное, не спорю, просто хочу сказать, что была в привычной для меня одежде. Конечно, я не фотографировалась так для газет, но просто потому, что не фотографировалась вообще, соблюдая правило Эдингтона: как можно меньше общения с прессой.

Помню только ощущение от первой встречи: казалось, эта женщина мое собственное отражение, она похоже одевалась, похоже курила, похоже говорила… Последнее нелегко, потому что мой английский так и остался наполовину шведским, по-английски и по-немецки я до сих пор говорю с акцентом. Мерседес сумела имитировать акцент, правда, всего лишь на вечер, но это привлекло мое внимание.

Я всегда была очень осторожна, помня наставления Стиллера и Эдингтона, но тут поддалась искушению познакомиться с де Акоста поближе.