Гремящий порог - [37]

Наташа села на пень, срез которого успел уже потемнеть, и задумалась.И сразу вспомнилось, как Аркадий и Люба вели ее под руки, а потом несли до медпункта. И как она, сжавшись от боли, сидела на ступеньках крыльца и ей казалось, что эта пронзительная боль никогда не утихнет. И как подошел Федор Васильевич, взял ее на руки и внес в медпункт. «Дай ей чего-нибудь! Видишь, ее всю стянуло от боли»,— приказал он медсестре. Та дала чего-то выпить, и ей стало легче.

Вот кому — Федору Васильевичу она могла бы рассказать все, что у нее па душе… Даже сейчас… Только понял ли бы он ее? Он всегда разговаривает, как с ребенком…

Солнце, до того скрытое за деревьями, выглянуло в просвет между стволами. Косой вечерний лучик ударил в глаза Наташе и оборвал ее мысли.

Она встала и огляделась.Красное солнце медленно скрывалось за гребнем высокой скалы правого берега. И по мере того как оно опускалось, словно вдавливаясь в темную скалу, все жарче пламенела полоса заката, и на ее пылающем фоне все резче выделялись черные силуэты деревьев, зубчатой бахромой окаймивших гребень скалы.

Снизу от реки в распадок медленно вползали вечерние прохладные сумерки. Наташа вздрогнула, зябко поежилась и, словно нехотя, побрела по тропинке к дому.

Набатов нисколько не удивился, когда Евгений Адамович попросил у него разрешения детально ознакомиться с проектом зимнего перекрытия.

— Готовитесь к техсовету?

Калиновский постарался изобразить искреннее удивление:

— Не понимаю вас, Кузьма Сергеевич. Набатов протянул ему телеграмму. «Устье-Сибирское.

Устьгэсстрой. Набатову.

Ваш проект зимнего перекрытия реки будет рассмотрен техническим советом второй половине ноября тчк До решения техсовета подготовительных работ не начинайте».

Подписал телеграмму начальник главка.

— Это для меня новость, Кузьма Сергеевич. Тем более, как ваш заместитель, я должен быть в курсе дела.

— Вы правы,—сказал Набатов и тут же по телефону дал распоряжение Звягину представить заместителю главного инженера все материалы и расчеты.

В конце дня Набатов пригласил к себе Перевалова и начальника управления земельно-скальных работ Швидко.

— Колесо завертелось,— сказал Набатов и прочел им телеграмму главка.

— Так это же хорошо! — воскликнул Перевалов.— Наше дело верное. Преимущества нашего проекта ясны. Опровергнуть его никто не сможет.

Швидко неодобрительно покачал лысой головой? — Не туда смотришь, Семен Александрович. Ты. читай последнюю строку., В ней весь смак. Так я понимаю, Кузьма Сергеевич?

— Правильно понимаешь, Терентий Фомич,— подтвердил Набатов.— Не спорь, Семен Александрович, Ты сказал: это хорошо. Хорошего тут только то, что мы теперь знаем позицию главка и, как говорится,, игра пойдет в открытую.

— Позиция главка определится после техсовета,— возразил Перевалов.

— Нет,— резко сказал Набатов.— Это для… излишне доверчивых. Обрати внимание на сроки. Техсовет назначен на конец ноября. Где ноябрь, там и декабрь. Когда же мы готовиться к перекрытию будем, если выполним указание ждать до техсовета?

— Тогда мне непонятна политика главка.

— Все понятно. В главке ждут решения о консервации стройки, а мы врезаемся, со своим зимним перекрытием.

— Ну и запретили бы сразу!

— А если решения о консервации не будет? В главке люди умные… и любят всегда быть правыми.

— Вот такая, Семен Александрович, механика,— назидательно сказал Швидко.

Все трое помолчали. Перевалов еще раз перечитал телеграмму, подумал и спросил:

— Как будем решать, Кузьма Сергеевич?

— Решение одно,— ответил Набатов.— Отпразднуем Октябрьскую и… сразу же начнем рубить ряжи.

Перевалов и Швидко ушли.

Набатов сидел за столом усталый и мрачный. При людях он сдерживался. Тревоги и сомнения пусть останутся при нем, с товарищами он разделит только уверенность в успехе начатого дела. Но сам он, головой отвечающий за дело, может тревожиться и сомневаться, больше того — он не имеет права быть самоуверенно спокойным.

Принятое сегодня решение — прыжок в неизвестность.

Рабочий день давно закончился. Тихо в коридорах и кабинетах управления строительства. Наверное, во всем здании сейчас только он, Набатов, вахтер у дверей да телефонистка на коммутаторе.

Пора домой. Думать можно и дома…

Кто-то тихо постучал в дверь. Или это просто послышалось? Стук повторился, такой же неуверенный и робкий.

— Войдите.

На пороге остановился высокий ссутулившийся человек. Шапку он держал в руках.

Набатов потянулся к выключателю. От ударившего в глаза света человек зажмурился.

Пока он стоял молча, Набатов разглядел посетителя и понял, что счастье давно отвернулось от него. Не только рваный ватник, стоптанные опорки на ногах и заношенная, облезлая шапка говорили об этом — стоптанным и заношенным было лицо человека, отекшее, землистого цвета, с глубокими рубцами морщин. Свалявшиеся серые волосы свисали на лоб, увеличенный глубокими залысинами. Широко расставленные светлые глаза опухли и слезились.

— У вас ко мне дело? — спросил Набатов.

— Я вас давно жду,— тихо и как будто с упреком сказал человек.

— Что же вы не вошли раньше?

— Не решился беспокоить. Могли рассердиться, и тогда…

— Что тогда? — уже с трудом удерживая раздражение, переспросил Набатов.