Гремящий порог - [19]

— Мы ждем, Николай Николаевич. Сначала Звягин волновался, и это проявлялось в том, что излагал он чересчур пространно, с излишне подробными пояснениями. Нужды в этом не было. Перевалов был старым гидростроителем.

Постепенно материал увлек Звягина, волнение его улеглось. И Набатов одобрительно кивал, слушая, как точно и сжато выражает он свою мысль.

— Отсыпав перемычки зимой, мы сможем сразу после вскрытия реки откачать котлован и приступить к сооружению плотины.

Звягин остановился и посмотрел на Кузьму Сергеевича, как бы спрашивая: все ли и правильно ли он сказал? Набатов утвердительно наклонил голову. И Звягин закончил словами:

— Таким образом мы выгадаем целый строительный сезон.

— Не только строительный сезон,— живо подхватил Перевалов.— Больше выгадаем. Год выгадаем, черт побери! Тот самый год, которого нам не хватает. И вот что здорово! Морозец сибирский к себе в союзники повернем. Перехитрим зиму!

— И не только зиму,— многозначительно подчеркнул Набатов.

Перевалов строго сдвинул крутые темные брови.

— А тут не к чему хитрить,— сказал он резко.— Соберем коммунистов, утвердим план штурма и в открытую, с развернутым знаменем…

Набатов остановил его:

— И коммунистов соберем и знамя развернем, все в свое время. А пока выдержим характер. Плетью обуха не перешибешь,

— Это кто же плеть и кто обух?

— Не горячись,— сказал Набатов.—Если министр запретит, ты первый обязан будешь взять меня за руку. На такое дело надо идти с горячим сердцем и холодной головой. О руках не говорю, руки у нас чистые. Тактика наша предельно ясна. Подготовить силы и с ходу форсировать реку. Захватить плацдарм. А когда будем в котловане, оттуда нас никто не вышибет. Отобьем любую атаку.— Он немного помолчал, как бы давая Перевалову возразить, и закончил:— Потому и разговариваем без Евгения Адамовича.

Николай Звягин слушал спор затаив дыхание. Только теперь полностью раскрылся ему смысл задуманного дела, и только теперь по-настоящему понял он, какое доверие оказал ему Набатов. Он чувствовал себя в неоплатном долгу и со всей щедростью молодой души готов был отдать все силы, чтобы помочь этому человеку в его борьбе и работе. И он: с тревогой смотрел на строгое лицо секретаря парткома.

— Так!—сказал, наконец, Перевалов.— Подпольный партком действует! Заговорщики!

Набатов словно не заметил горечи в ого голосе.

— Скажем по-другому,—заметил Набатов.— Инициатива снизу. Инициатива масс!

Но Перевалов не шагнул ему навстречу.

— Слушай, Семен Александрович,—сказал Набатов,— может быть, я действительно поспешил? Пришел к тебе, когда у меня,— он положил руку на кипу чертежей,—на вооружении одна бумага.

Перевалов дернулся, как будто его ударили.

— Другому бы я этих слов не простил. А если бы ты пришел ко мне не сейчас, а потом — со всем своим вооружением,— и тебе бы не простил! — И, как бы пересиливая самого себя, сказал: — Вижу, что ты прав. И потому мне больно. Понимаешь, больно! Но это все слова, а нам дело делать. На то поставлены.

— На тяжелую работу вам нельзя. Я вам приготовила справку.

Наташа с испугом посмотрела на белый листок в руках врача.

— А как же…— нерешительно выговорила она,— мне сказали: через месяц направят в бригаду бетонщиков.

— Теперь не направят!

У Наташи на глазах навернулись слезы. «Нервы,—подумалось врачу.— Беда с этими девчонками,. Зачем их только берут на стройку!»

— Если вам не предоставят легкой работы,— сказала она Наташе,— немедленно обратитесь в больницу. И как бы вы себя ни чувствовали, через месяц покажитесь мне. И не забывайте, вам надо очень беречься. Это просто чудо, что так все обошлось.

Вечером в женском общежитии № 11 было всеобщее ликование. В маленькую, узкую, как ученический пенал, комнату, где жили втроем, Наташа, Люба Броднева и Надя Курочкина, набилась вся бригада. И почти никто не пришел без гостинца. На столе грудами лежали конфеты-подушечки, розовые пряники и развесное печенье. Были и такие солидные приношения, как колбаса и сыр.

— Девчонки! — воскликнула Надя Курочкина, высокая и очень полная девушка, что еще более подчеркивалось плотно облегающим трикотажным платьем сиреневого цвета.— Девчонки! У нас прямо именинный стол! Факт! Давайте отпразднуем Наташино явление! Я сейчас…

Но тут в дверь просунулась вихрастая голова.

— Надя, выдь на минутку.

Надя всплеснула руками и выскочила за дверь.

Девчата сразу притихли и насторожились. Слышно стало, как в коридоре Надя торопливо оправдывалась:

— Ой, Сереженька, никак, никак не могу. Ну разве я знала, ну разве я знала… И билеты взял! Ой, как жалко! Нет, нет, никак не могу. Иди один…

— Надька-то молодец! — шепнула Люба Наташе, и обе понимающе переглянулись.

Надя быстро возвратилась и, чтобы не услышать любопытствующих вопросов или сочувственных замечаний, сразу вернулась к прерванному разго-. вору.

— Я сейчас в магазин сбегаю. Нина, пошли со мной. А ты, Ленка, беги в угловую комнату за гитарой. Выпьем красненького и потанцуем.

И закружилась с неожиданным при ее дородности проворством.

Девчата засмеялись:

— Тебе одной тут места не хватит.

— Дверь откроем, в коридоре плясать будем,— не сдавалась Надя,— песни петь станем. Ну, разворачивайтесь тут. Я побегла.