Грехи в наследство - [37]

— Мне трудно об этом судить, я не интересуюсь политикой...

Можейко сдержанно кивнул:

— Помню. И говорю все это лишь для того, чтобы было ясно, что опасения Аллы имеют под собой реальную почву.

Я пожала плечами:

— Проблему это не снимает.

Степан Степанович энергично рубанул воздух рукой:

— Это слишком важное дело...

— Павел Юрьевич думает иначе, — не сдержавшись, перебила его я. — Он категорически против данного расследования.

— Знаю, — кивнул Можейко, — но это потому, что он идеалист.

— А вы? Нет? — я усмехнулась.

— Конечно нет! — вполне искренне воскликнул Степан Степанович. — Идеалистам в политике делать нечего. Это весьма и весьма грязное дело.

— А как же Павел Юрьевич? Идеалист — и в то же время глава партии? Не стыкуется, знаете ли!

— Паша свое место занимает по праву, — нахмурился Можейко, явно недовольный моей непочтительностью к своему другу. Уперев тяжелый взгляд мне в переносицу, он отчеканил: — Павел — необычайная умница, в его голове рождаются блестящие идеи. Мало кто из ныне существующих политиков способен стать с ним в один ряд.

Я смотрела на него с веселым интересом. Его раздражение меня ни капли не задело, а вот необычайная горячность позабавила. Степан Степанович уловил в моем взгляде насмешку и криво усмехнулся:

— К сожалению, блестящие идеи не могут существовать без солидной материальной базы. Ну сами понимаете... Деньги, спонсоры, раздача постов... Это все не для Паши...

— Для этого у него есть вы! — хмыкнула я.

— Точно! Я грязи не боюсь и легко со всем этим справляюсь.

— Выступаете в роли Плохиша? — съязвила я.

— Друга Павла, — очень серьезно поправил меня Можейко. — Я беру все это на себя потому, что иначе Паша не сможет работать.

— Жертвуете собой, — снова не удержалась я от шпильки. Мое замечание Степана Степановича развеселило.

— Совсем нет! — от души расхохотался он. — Мне моя работа нравится.

— Чем?

— Возможностью принимать решения. Я не такой головастый, как Паша, и ничего толкового придумать не смогу, как бы ни пыжился. А вот в работе с людьми мне равных нет! Я ведь человек очень конкретный. Поставь мне задачу, и я ее выполню! Причем, чем она сложнее, тем большее удовольствие я от нее получаю. Можно сказать, благодаря Паше я нашел себя. Но если б даже эта работа мне не нравилась, я все равно бы ею занимался. Ради Павла! Ему одному такого дела не поднять.

— Значит, все-таки жертвуете.

Степан Степанович кинул на меня короткий взгляд, отвел глаза в сторону и задумчиво протянул:

— Назовите это иначе. Это не жертва, дружба. Ради нее можно и не такое сделать. Заметьте, имею в виду настоящую дружбу, а не ту, о которой кричат на каждом углу.

Пока я молчала, переваривая услышанное, Степан Степанович деловито заявил:

— Все это лирика, а нас ждут практические дела. И здесь не должно быть проблем. А если они все же возникли, нужно срочно их ликвидировать. К счастью, это в наших силах. В общем, я убедил Аллу быть более гибкой и разрешить вам при необходимости прибегать к помощи специалистов.

Такого подарка от него я не ожидала.

— Спасибо! — выпалила я, искренне обрадованная.

Можейко строго погрозил мне пальцем:

— Но, разумеется, с соблюдением крайней осторожности. Никто ни о чем не должен догадываться.

— Я буду осмотрительна. Обещаю!

— Тогда у меня все. Позвольте откланяться. Да, вот еще что! Послезавтра мы едем в Вуславль. Нас ждет архив. Я уже обо всем договорился.

Едва расставшись с Можейко, я тут же развила бурную деятельность. Раз уж мне развязали руки, глупо было бы этим не воспользоваться. Заскочив домой, я в спешке переоделась, схватила ключи от машины и понеслась на стоянку. Ехать, естественно, намеревалась к Дарье. Даша была моей самой близкой подругой и неоценимым помощником. Она работала в очень солидном научно-исследовательском институте, созданном еще в стабильные советские времена. Первоначально он задумывался как учреждение, занимающееся исключительно научным изучением произведений искусства, но постепенно поле его деятельности расширилось. К помощи физических и химических лабораторий института стали прибегать реставрационные мастерские музеев, у которых постоянно возникает нужда провести то микроанализ красочных пигментов для установления подлинности картины, то рентгеноскопию полотна, «подозреваемого» в более позднем дописывании. Занимаясь оказанием технической помощи музеям, институт постепенно оброс собственными мастерскими и превратился в научно-реставрационный комплекс, в котором можно и пришедшее в плачевное состояние произведение искусства восстановить, и любое исследование провести. Заведующей одной из таких лабораторией и являлась Дарья. В тех случаях, когда мне в руки попадало произведение искусства, подлинность происхождения которого вызывала сомнение, я обращалась к ней за помощью. Даша проводила необходимые исследования и выносила вердикт, которому я верила безоговорочно. Дарья была специалистом высокого класса.

Подругу мое появление не взволновало. С головой уйдя в изучение разложенного на столе куска ткани, ни на что другое реагировать она была просто не способна.

— Садись, скоро закончу. — Не поднимая глаз, Дарья махнула рукой в сторону ближайшего стула.