Грех - [42]

«Ну, приятель, — подумал я, — скатываешься на дно. Надо дать ему пару злотых, — подумал, — нет, не пару, целых двадцать».

Собственно, зла за тот случай с яблоком я на него не держал. Да и не мог. Ведь он проигрался. Вчистую. Подождем еще. Деньги, приятель, получишь позже, они наверняка тебе пригодятся! Кстати, интересно, как происходят перемены в таком человеке. Конечно, он алкоголик, запойный пьяница. Вроде бы торгует открытками… Да, надо еще подождать. Любопытно, что он думает, чем живет, как относится к Создателю или к Тысячелетию Отечества, впрочем, тут все понятно, был человек и постепенно превратился в отребье, да и кем еще он мог стать?.. Мне вдруг пришло в голову: надо вернуться и поговорить с Оборванцем о Шекспире. Почему о Шекспире? Бог весть. Такая вот несусветная мысль мелькнула. Зайду-ка я в книжный и куплю ему «Гамлета»… нет... «Пана Тадеуша»… не то помрет, не прочитав «Пана Тадеуша», а ведь он… ну и идея! И все же интересно… нет… я не ксендз и не социолог… но иногда такие мысли меня посещают… подарю ему на Рождество «Пана Тадеуша»… «Литва, Отчизна моя».

С такими дурацкими мыслями я открыл дверь швейного ателье «Мужская мода». Спросил «мэтра» Пимпусяйко. Мне была назначена последняя примерка нового костюма. Ателье находилось наверху. Оно занимало два помещения: собственно мастерскую и небольшую комнату, отделенную занавеской. Там были вешалка, столик, на котором лежали иллюстрированные еженедельники и журналы мод. Поджидая мэтра, я листал журналы… Красивые молодые мужчины, изумительно стройные женщины в каких-то странных позах, юные девушки… «вечернее платье из золотой парчи, платья из шифона, из бархата, с кружевами, перламутровые пуговки… черный шерстяной галстук, рубашка цвета хаки с белым воротничком и манжетами… брюки с пришивным поясом, довольно широкие. Внимание, нижняя из трех пуговиц пиджака на уровне пояса, слегка заниженного». Девушки эти так широко расставляют ноги… а может, так лучше смотрится наряд… раньше все стояли нормально.

— Мое почтение, пан профессор, — раздался грубый, но очень вежливый голос Пимпусяйко; в голосе этом звучала оптимистическая нота, вера в жизнь, человека и светлое будущее, словом — в человечество. — Примерочка готова, я к вашим услугам, сейчас примерим костюмчик целиком, вместе с брюками.

Теперь я был во власти пана Пимпусяйко, великого мастера, можно даже сказать, творца. Пан Пимпусяйко сотворял из меня нового человека. Оглядывал с головы до ног сурово, но доброжелательно. Касался опытными руками, но я чувствовал, что пиджак жмет под мышками. С брюками дело обстояло еще хуже. Я смотрел на себя в зеркало. Портной мелом отмечал, где нужно поправить. Около воротника пиджак морщил.

— Это пустяки, — сказал мэтр, — возможно, я еще сегодня устраню все дефекты. Осталась только одна проблема, вроде бы мелочь, но очень важная… Что делать с кармашком — к сожалению, он получается справа, может, зашить? Ничего не будет заметно! Вы как предпочитаете?

— Кармашек? По-моему, все равно — что слева, что справа.

— Ну нет! Наметанный глаз сразу распознает, что костюмчик перелицован.

— Тогда зашейте.

— Гарантирую: никто ничего не заметит! Итак, до завтра, мое почтение, пан профессор, будьте здоровы.

Дома на столе лежала записка от сестры — она пошла за рыбой. Рыба была одной из основных тем наших бесед в последние дни. Перед рыбными магазинами выстраивались длинные очереди женщин с авоськами, сумками и судками. По телевизору показывали, как работают в рыбных хозяйствах, как спускают из прудов воду, вылавливают карпов. Тысячи тонн рыбы к праздничному столу. Карпы кишат в садках и бассейнах. Темные спины, судорожно хватающие воздух рты. По желанию клиентов продавщицы умелым ударом гири убивают рыбу на месте. Слышен негромкий хруст костей, блестит темно-золотая чешуя, сверкает светлое брюшко.

Елочку я поставил в углу комнаты. Стал натирать пол. Он уже был намазан мастикой и пах празднично — оставалось его натереть.

Я ползал на коленях и методично натирал каждую паркетину. Подбирал с пола разложенные везде газеты. Задержался под столом, где лежали старые иллюстрированные журналы. Прервав работу, по своей привычке погрузился в чтение. Среди рецептов приготовления домашней лапши, советов врача, снимков из Африки были новые модели свадебных платьев. Несколько женских головок, демонстрирующих модные прически. Я с удовольствием разглядывал молодые лица. Не поднимаясь с колен, упершись ладонями в пол, читал: «…если тебе не хватает решимости остричь длинные волосы, пускай по крайней мере достанет отваги отказаться от традиционного и давно уже вышедшего из моды начеса».

В дверях появилась сестра, нагруженная покупками.

— Господи! Ноги отваливаются!

Повесив авоську с рыбами на дверную ручку, она подошла к елке:

— Ветки поломанные… бедная елочка… ей лучше было в лесу.

— Бедная елочка и так далее… дорогая моя, мы добрых двадцать лет твердим, что жалко деревья, что хозяйничать следует экономнее, что можно заменить настоящие елки искусственными, но возникает вопрос: кто станет их покупать, всем подавай настоящие, — и вдруг оказывается, что наши леса не так уж и страдают от вырубки, нужно только избирательно вырубать деревья, это нормальная процедура, и вообще не о чем тут говорить. Бедные елочки, бедные люди, бедные рыбы, да, рыбы тоже бедные, могли бы плескаться в воде, а между тем будут нами съедены… — Сестра посмотрела на меня укоризненно, я подошел и поцеловал ей руку. Она села на стул.