Грегорианец. Четвёртый - [17]

Так вышло, что, как и многое на этом свете, всё блестит только снаружи, перевязь Басс сверкала золотой отделкой лишь спереди, а сзади была из простой кожи. Легионерша, как истинная леди, не имея возможности приобрести перевязь, целиком отделанную золотом, приобрела статусную вещь, отделанною дорого хотя бы лишь спереди. Отсюда и выдуманная простуда, и необходимость плаща.

— Дьявол! Придурка кусок на крыльях летящий, — завопила Басс, делая невероятные усилия, чтобы освободиться от Дартина, который копошился у неё за спиной. — С катушек слетели, что бросаетесь на людей?

— Простите! — проговорил паренёк, выглядывая из под локтя, — но я очень спешу. Реально! Я гонюсь за одним человеком…

— Глаза вы, что ли, забываете дома, когда гонитесь за кем-нибудь? — орала Басс.

— Нет… — с обидой произнес парень, — нет, и мои глаза позволяют мне видеть даже то, чего не видят другие. А руки…

Поняла ли Басс или не поняла, но он дал полную волю своему гневу.

— Чудилка, — прорычала львица, — предупреждаю, если вы будете задевать Клериков императора, дело для вас кончится хреново!

— Хреново? — переспросил Дартин. — Не сильно ли сказано?

— Сказано человеком, привыкшим смотреть в лицо своим врагам.

— Еще бы! Мне хорошо известно, что тыл вы не покажете никому, ведь он слишком хорошенький!

И юноша, в восторге от своей озорной шутки, двинулся дальше, хохоча во все горло.

Басс в дикой ярости сделала движение, намереваясь броситься на обидчика.

— Потом, потом! — крикнул ей Дартин. — Когда на вас не будет плаща!

— Значит, в час, позади Бансионского дворца!

— Прекрасно, в час! — ответил парень, заворачивая за угол.

Но ни на переходе, по которому он пробежал, ни на другом, который он мог теперь охватить взглядом, не видно было ни души. Как ни медленно двигался незнакомец, он успел скрыться из виду или зайти в какой-нибудь дом.

Дартин расспрашивал о нем всех встречных, спустился до перевоза, вернулся по улице Ены, прошёл по другому переходу. Ничего, ровно ничего! Все же эта погоня принесла ему пользу. По мере того как пот выступал у него на лбу, сердце его остывало.

Он углубился в размышления о происшедших событиях. Их было много, и все они оказались неблагоприятными. Всего одиннадцать часов утра, а это утро успело уже принести ему немилость Вельера, который не мог не счесть проявлением развязности неожиданный уход Дартина.

Кроме того, он нарвался на два поединка с людьми, способными убить дюжину Дартинов каждый. Одним словом, с двумя легионерами, одна из которых дама, то есть с существами, перед которыми он благоговел так глубоко, что в сердце своем ставил их выше всех людей.

Положение усугубилось. Убежденный, что будет убит Шосс, парень, вполне понятно, не очень-то беспокоился о поединке с Басс. Все же, поскольку надежда есть последнее, что угасает в душе человека, он стал надеяться, что, хотя и получит страшные раны, все же останется жив, и на этот случай, в расчете на будущую жизнь, уже бранил себя за свои ошибки:

«Какой я безмозглый придурок! Этот несчастный и храбрый Шосс раненый именно в плечо, на которое я, как баран, налетел головой. Приходится только удивляться, что он не прикончил меня на месте, — он вправе был это сделать: боль, которую я причинил легионеру, была, наверное, ужасна. Что же касается Басс, о, что касается Басс — тут дело забавнее!..»

И молодой человек поднимающийся по эскалатору на следующий ярус перехода, вопреки своим мрачным мыслям, не мог удержаться от смеха, поглядывая все же при этом по сторонам не покажется ли такой беспричинный одинокий смех кому-нибудь оскорблением.

«Что касается Басс, то тут дело забавнее. Но я все же глупец. Разве можно так наскакивать на девушек? Подумать только! — и заглядывать им под плащ, чтобы увидеть то, чего там… Она бы простила меня… конечно, простила, если б я не пристал к ней с этой проклятой перевязью. Я, правда, только намекнул, но как ловко намекнул! Блин! Чертов я грегорианец, способный острить даже в аду на сковороде… Друг ты мой, Дартин, — продолжал он, обращаясь к самому себе с вполне понятным дружелюбием, — если ты уцелеешь, что маловероятно, необходимо впредь вести себя образцово и учтиво. Отныне все должны восхищаться тобой и ставить тебя в пример. Быть вежливым и предупредительным не значит еще быть трусом. Погляди только на Росс!

Росс, эта девушка сама кротость, олицетворенное изящество. А разве может прийти кому-нибудь в голову назвать её трусихой? Разумеется, нет! И отныне я во всем буду брать пример с неё. Ах, вот как раз и она сама!»

Дартин, продолжая разговаривать с самим собой, поравнялся с особняком госпожи Лау Дильён и тут увидел Росс, которая, остановившись перед самым домом, беседовала с двумя Адептами. Росс, со своей стороны, заметила парня. Он не забыл, что Лау Вельер в присутствии этого юноши так жестоко вспылил сегодня утром. Человек, имевший возможность слышать, какими упреками осыпали Клериков, был ей неприятен, и Росс сделала вид, что не замечает его. Дартин между тем, весь во власти своих планов стать образцом учтивости и вежливости, приблизился к молодым людям и отвесил им изысканнейший поклон, сопровождаемый самой приветливой улыбкой. Росс слегка поклонилась, но без улыбки. Все трое при этом сразу прервали разговор.