Греческая Рапсодия - [35]

– Нет, честно признался Грек, – но хочу, каждую неделю собираюсь. Все время откладываю, а когда спохватываюсь – снег уже растаял.

– Таня улыбнулась, показав все свои зубы:

– Мне нравится, что вы не врете. Другие мальчики все время бахвалятся. А вы нет, это хорошо.

Грек заглянул ей в лицо.

Ясные серые глаза, сросшиеся у переносицы брови. Безумно захотелось прижаться лицом к ее лицу.

Таня поправила шляпку и сказала:

– Так мы не договаривались.

– Нет, я ничего. Извините.

Грек отступил и прислонился к перилам.

– О чем вы сейчас думаете?

– Знаете, Виктор, вы очень рискуете.

– Чем же?

– Если я начну говорить, то не смогу остановиться и вам придется выслушать целую лекцию. Я давно охочусь за аудиторией. Мои знакомые от меня уже шарахаются.

– И сейчас, и впредь, если вам захочется высказаться, вызывайте меня, я все выслушаю, – самоотверженно сказал Грек.

Таня засмеялась:

– Это большая жертва с вашей стороны. Я это ценю. Ну, так слушайте. Об этом я еще ни с кем не говорила. Сначала афоризм. Я его сама придумала. Великие идеи, однажды высказанные художником, уже не уходят бесследно…

– Хорошо сказано, – похвалил Грек.

Таня обиженно сказала:

– Вы меня перебиваете, не дослушав. Они вновь и вновь возникают в культурных различных пластах: слегка или полностью измененные, осмысленные по-новому. В конце концов, первоисточник становится как бы неполным без этих парафразов. Вы читали "Нос" Гоголя? – спросила Таня. – Давно, еще в школе, – ответил Грек.

– Ну, тогда я вам вкратце напомню. Майор Ковалев как-то поутру не обнаружил своего носа, в дикой панике кинулся на его розыски, с ним случилось много неприятного и даже недостойного, а через две недели нос, как ни в чем не бывало, очутился у него на лице.

– Вы читали "Нос" Акутагавы? – спросила Таня.

Грек покачал головой.

– Вы любите Акутагаву? – грустно спросил он.

– Обожаю, и я вам об этом говорила. Пойдемте обратно.

Таня вышла из беседки и стала спускаться по более пологому склону холма вниз к набережной. Грек последовал за ней и подал ей руку, на которую она благодарно оперлась.

– Так что же Акутагава? – спросил Грек.

– У Акутагавы монах Дзэнти, напротив, страдал из-за чрезмерной длины своего носа, все над ним потешались, и он зверским лечением избавился от уродства. Какого же было его огорчение, когда он понял, что нормальность уподобила его обычному бедному человеку. И лишь, обнаружив поутру, что нос обрел вновь свои гигантские размеры, он испытал радостное облегчение. "Уж теперь-то смеяться надо мной больше не будут", – шептал монах, подставляя свой длинный нос осеннему ветру.

Понимаете, в каждом "Носе" существуют два героя, причем они борются за первенство и верх одерживает нос. Очень важно, что нос майора Ковалева в одном из своих воплощений становится статским советником, в то время, как Ковалев всего-навсего майор, да и то… В этой истории говорят о носе, а не о человеке. О человеке вообще лучше не говорить, иначе всплывет что-нибудь неладное.

Майор Ковалев страдает от насмешек, оттого, что не соответствует норме, а монах Дзэнти пытается соответствовать, но получается только хуже. И выходит, что его былое уродство уже успело стать какой никакой нормой, и все попытки монаха изменить себя являются покушением на целый мир условностей, в котором ему отведено место длинноносого уродства.

Устои не любят, когда их попирают, и самую большую радость окружающие испытывают тогда, когда монах возвращается в рамки собственного естества.

Греку хотелось прервать ее, так как впереди у шлюзового мостика маячила долговязая мужская фигура. Но Таня сама сказала:

– Знаете, в чем здесь мораль?

– Нет, – ответил Грек. Он уже жалел, что не поцеловал ее в беседке. Теперь, на глазах жениха, это было бы неудобно.

– А мораль в том, продолжала Таня, – что майор-то вовсе не майор, а коллежский асессор, и монах не вполне монах, потому что есть подозрение, что он и постригся-то в монахи из-за своего носа. А значит, мораль в том, что миром правят носы, подчиняют майоров и монахов, исчезают и возникают по собственной прихоти. Ну, что вы скажете? – спросила Таня.

– Я восхищаюсь, – сказал довольный Грек. Долговязый оказался другим человеком.

– А вам не надоело?

– Ну что вы, это очень интересно.

Прошли шлюзовый мостик. Через несколько метров дорога заворачивала и мимо всякого рода строений выходила к автобусной остановке, где их дороги расходились. Грек остановился. Таня вопросительно заглянула ему в лицо.

– Может быть, мы еще встретимся? – спросил Грек.

– Таня промолчала.

– Погуляем. Вы мне еще что-нибудь расскажите. Про Акутагаву. А?

– Я даже не знаю, что вам сказать. Честно говоря, я и сегодня не хотела с вами встречаться.

– Греку показалось, будто его ударили.

– Я настолько вам неприятен? – глухо спросил он.

– Ну что вы. – Таня погладила его по плечу. – Наоборот. Помните, вы сказали, что я вам нравлюсь патологически?

Грек кивнул.

– Ну, так что-то подобное испытываю и я. Я боюсь вас. Я же скоро выхожу замуж. Зачем усложнять все это. Не обижайтесь на меня.

Грек кивнул.

– Спасибо. – Таня улыбнулась.

– Вон он бежит, – злобно сказал Грек.

– Кто?

– Жених ваш.