Греческая цивилизация. Т. 2: От Антигоны до Сократа - [112]

На эту искреннюю мольбу Сократ отвечает в тоне, кажущемся холодноватым. Он принял решение. Все же ему хочется подумать, как он всегда это делает. Он хочет оправдаться в глазах друга. «Твоя заботливость похвальна, — говорит он Критону, — если она согласуется с долгом. Иначе — чем она настоятельнее, тем она досаднее». И он предлагает ему рассмотреть вместе с ним, как они обычно делают, согласуется или нет предложенный им побег с принципами, которым он обучал всю жизнь и которых нужно держаться именно сейчас или никогда. Он не станет их менять потому, что ему грозит несчастие. Главное не в том, чтобы жить, но в том, чтобы честно жить. Неужели два таких старика, как Критон и он, провели всю жизнь в разговорах о чем-то мнимом? Или они не знают, что всегда настает час, когда принципы, если они истинны, требуют, чтобы их испытали в жизни?

Затем Сократ приступает к длительному рассуждению о гражданском долге. Может ли несправедливо осужденный гражданин уклониться от санкции закона? Имеет ли он право в свою очередь поступить несправедливо? воздать злом за зло? дать непослушанием пример беспорядка? ответить на благодеяния, полученные от города, подрывом законов этого города? Конечно, нет. Зло всегда остается злом, и его надо избегать всегда. Доводы теснятся на устах Сократа.

Наконец он смолкает, слушая, как в нем еще звучат, словно голос флейты, слова, внушенные ему самими Законами города.

Критону нечего ответить.

Что бы сказали судьи Сократа, если бы они услышали эти речи от того, кого они осудили за то, что он учил презирать законы, и кто решился скорее умереть, чем их нарушить?

Два дня спустя священный корабль вошел в Пирей. Ученики отправляются в тюрьму ранее обычного часа. По афинскому обычаю Сократ должен был умереть лишь после заката солнца. Этот последний день своего земного существования он захотел целиком провести с теми, кого он любил, в беседах о смерти и о надеждах на бессмертие, которые она оставляет человеческому разуму.

Было бы неучтиво приводить здесь в иной форме, чем сделал это Платон, навечно усвоивший ее, этапы этой беседы и последние мгновения мудреца. Платон, несомненно, вложил туда много доводов, принадлежавших только ему самому. Но он вложил в нее и всю любовь к учителю, и этого совершенно достаточно для того, чтобы признать достоверным если не доводы, то сам рассказ. Смерть учителя венчает веру ученика в его бессмертие. Сократ безбоязненно приступает к проблеме, которую ставит перед ним ожидаемое близкое разложение его существа с присущей ему мужественной любовью к истине. Бессмертие, которого он хочет достичь, не красивая ложь, позволяющая приятно обольщать самого себя; оно — знание, которое он хочет основать на доводах разума. Он с радостью принимает все возражения тех, кто ищет вместе с ним, потому что они заставляют его усиливать свои доводы, исправить те ошибки, которые он мог допустить. И если, взвесив все, потустороннее блаженство души праведника кажется ему под конец беседы «прекрасным дерзанием», то и этого скромного завоевания достаточно, чтобы в момент ухода придать ему ясность духа, исполненную ожидания.

Кто знает, не нужно ли лечить от жизни, для того чтобы наконец лечить от незнания.

«Сократ, — спросил Критон, — как нам тебя похоронить?» — «Как вам захочется, — ответил Сократ, не удерживая улыбки, — если только вы сумеете меня догнать». Достойный Критон, ты назвал именем Сократа тот труп, который ты должен был сейчас увидеть. Ты спросил у существа, которое должен был считать бессмертным, как его похоронить. «Ты все-таки должен был бы знать, Критон, что, выражаясь неправильно, мы вредим душам».

Не будем же говорить о Сократе как о мертвом. Будем знать, если только мы его поняли, что исчезновение его смертной оболочки еще не означало конца его жизни, а начало другой жизни, которую он продолжит в душах своих учеников. Эти верные души были не только храмом культа, воздаваемого его памяти; они стали местом его нового рождения, обиталищем его существа, готового неутомимо — по-сократовски, хотя бы с тем, чтобы опровергать доводы, выдвинутые Сократом, — продолжать поиски знания.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Автор считает необходимым перечислить главные труды и статьи, использованные им во втором томе «Греческой цивилизации». Греческие тексты, которые представляют собой источники наиболее важные, как правило, здесь не приведены. Зато автор счел себя не вправе не упомянуть своих трудов, так как он заимствовал из них многие страницы настоящей книги.

ГЛАВА I

Bowra С. М., Sophoclean Tragedie, Oxford, The Clarendon Press, 1944.

Bonnard Andre, La Tragedie et l'Homme, Neuchatel, La Baconniere, 1950.

Pohlenz Max, Die Griechische Tragodie, Leipzig, Teubner, 1930.

Weinstock Heinrich, Sophokles, Leipzig, Teubner, 1931.

ГЛАВА II

Charbonneaux J., La Sculpture grecque archaique, Lausanne, La Guilde du Livre, 1938.

Charbonneaux J., Sculpture grecque classique, Lausanne, La Guilde du Livre, 1942.

Faure Elie, Histoire de l'Art antique, Paris, H. Floury, 1909.

Lechat Henri, La Sculpture grecque, Paris, Payot, 1922.

Lechat Henri, Phidias et la Sculpture grecque au V