Гражданская война - [15]

-- Там Артур Крайс! -- остановил нас Ламоль.

-- Черт возьми, если это Крайс хотел покончить с нами, тем хуже для него, -- не сдержался я.

-- Так это или нет, а он молит о помощи, -- возразил двухголовый.

Ламоль больше не слушал меня. Он оставил нас и шагнул в ад.

Никто, ни один человек, даже в наших сверхсовременных скафандрах, не сумел бы вернуться оттуда живым. Потому, что это был АД! Как зачарованные, наблюдали мы неистовство и мощь обезумевшей стихии, и мне думалось, что своим безумием она заразила и Ламоля.

-- Пойдем! -- выдавил из себя я.

-- Нет, подожди. Он выйдет, -- полный странной для меня уверенности, произнес Ежи, не отрывая взгляда от огня.

Он не ошибся. Ламоль вышел. На руках у него был Крайс.

По щекам левой головы мутанта, без шлема, волос, ресниц, обожженной, лишенной бровей, катились две крупные слезы. Левой, потому что... правой не было. Но сейчас, вспоминая все это, я поражаюсь другим: как мог он тогда вынести радиацию и губительный жар, смертельный для всего живого, если герметичность скафандра была нарушена?! НЕ МОГ И ВСЕ ТУТ! -- упрямо твердит мой разум. Ламоль же, который должен погибнуть, -- не погиб, он стоял перед нами, словно насмехаясь над нашими, нет, над моими представлениями о пределе человеческих возможностей.

Крайс, тот, кто раньше назывался приятным молодым человеком, превратился в некое неземное создание с обуглившимся черепом. И все же Артур Крайс еще дышал, что явилось для меня очередной загадкой.

Мы двинулись в обратный путь. Впереди Ламоль, позади я и Ежи с раненым на руках... Тот последний взрыв, тот самый страшный взрыв,.. подписавший смертный приговор "Большому Джо", произошел в момент, когда мы уже выбрались наверх, покинули технические модули, когда я уже видел коридор, ведущий к моей каюте...

Ужасающий грохот... какие-то мгновения... и огонь, словно горная лавина, пронесся по станции. Гул все нарастал и, казалось, скоро должен был обрести способность убивать сам по себе... для меня же все стихло...

Не знаю, как долго я лежал без сознания. Пробуждение было безрадостным. Меня окружал полумрак, погас даже тусклый красноватый свет, и лишь в отблесках торжествующего пламени мог видеть я картину всеобщего разрушения. Пожар наслаждался властью, как истинный гурман, растягивая удовольствие...

"Неужели один?!" -- словно кто-то откликнулся внутри меня.

Может быть, то мой страх говорил.

Я бродил по тому, что раньше обозначали словами "научно-исследовательский центр", "станция", -- и находил трупы... инженеров, врачей,.. Эди Кадо, не выполнившего свой долг до конца, Шелтона, в кресле у пульта...

Страх, крадучись, брал за горло... Страх всепоглощающий... Это не зависело от меня.

"Сколько их..., молодых, честолюбивых, сильных и мужественных, навсегда теперь похоронено на дне океана,.. но быть похороненным заживо..."

Страх не смерти. Страх одиночества... Я едва не сорвался на крик.

Незаметно для себя я приблизился к медицинскому блоку, вошел и замер.

-- Хм,.. компания все та же, -- зло произнес Брайтон. С каким-то продолговатым предметом в руке, очевидно, служившим ему оружием, он стоял у операционного стола, на который всем телом навалился Ламоль-младший; рядом на полу лежал его отец, вне сомнений -- уже мертвый, с застывшим, остекленевшим взглядом, берущим за душу.

-- И вы абсолютно правы, Боб, -- сказал Ежи, возникая из темноты, за спиной Брайтона.

Боб вздрогнул и резким движением всего туловища повернулся на звук голоса. Стовецки, почему-то в скафандре со снятым шлемом, широко улыбнулся и будто хотел сказать что-то еще, но далее случилось непостижимое -- из его рта ударила молния, по крайней мере, со стороны это выглядело именно так, она разбила стекло шлема Брайтона. В следующий миг Боб почернел и рухнул лицом вниз.

-- Ежи, -- выдохнул я от удивления.

-- Все под контролем, Роберто, -- молвил Ежи, по своему обыкновению насмешливо посмотрел на меня и подошел к столу, где лежал Ламоль-младший.

-- Что это было? -- не понимая, что происходит, спросил я, делая к нему шаг.

-- Стой там! -- остановил меня Ежи, повысив голос.

-- Черт, что с тобой? -- сказал я, но за этими своими словами вспомнил об Эди Кадо.

-- Слушай меня внимательно. Через несколько минут станция погибнет. Поврежден корпус. Пока воздух удерживается тонкой оболочкой, рассчитанной на определенное время, обычно достаточное для того, чтобы залатать дыру... однако уже некому...

-- Допустим, но откуда такая осведомленность? -- довольно резким тоном сказал я.

-- От черной обезьяны...

-- От Шелтона? Он мертв...

-- Так вот, единственный шанс -- эти две анабиозные камеры. Правда, они -- только эксперимент, но, будем надеяться, успешный. Рано или поздно сюда придут спасатели. Возникает одна проблема: тому, кто в нее ляжет, самому себя не упаковать, необходим кто-то снаружи... но я и здесь нашел выход...

-- Чего ты хочешь? -- перебил я его.

-- Ты вспомни Шелтона... я убил его... Морис де Санс.

Почему он сказал, что убил... возможно это была угроза. Ежи скривил губы в безобразной улыбке (впрочем, тогда вряд ли я мог быть объективен), он смотрел на меня не мигая и, кажется, не дышал.