Гражданская лирика и поэмы - [3]

Шрифт
Интервал

Азъ поднялъ росский трон горой
на медный пье-де-сталъ.
Дабы съ Россией градъ нашъ росъ,
былъ Нами изгнанъ шведъ.
Увы! Где шелъ победный россъ,
гуляетъ смердъ и шкетъ!..
Да оный градъ сожретъ пожаръ,
да сгинетъ, аки обръ,
да сгинетъ, аки Февруаръ,
низвергнутый въ Октобръ!
— Смысл ваших речей
                                 разжуя,
за бравадою
                    вижу я
замаскированное
                                хитро
монархическое
                          нутро.
И если будете вы
                         грубить —
мы иначе
              поговорим
и сыщем новую,
                      может быть,
столицу для вас —
                           Нарым!

ГЕРМАНИЯ(1914–1919)

Уплыл четырнадцатый год
в столетья — лодкою подводной,
печальных похорон фагот
поет взамен трубы походной.
Как в бурю дуб, война шумит.
Но взмаху стали ствол покорен,
и отшумели ветви битв,
подрублен ствол войны под корень.
Фридрих Великий,
           подводная лодка,
пуля дум-дум,
           цеппелин…
Унтер-ден-Линден,
           пружинной походкой
полк оставляет
           Берлин.
Горчичный газ,
           разрыв дум-дум.
Прощай, Берлин,
           и — в рай!..
Играй, флейтист,
           играй в дуду:
«Die Wacht, die Wacht
           am Rhein…»
Стены Вердена
           в зареве утр…
Пуля в груди —
           костеней!
Дома, где Гретхен
           и старая Mutter, —
кайзер Вильгельм
           на стене…
Военный штаб.
           Военный штамп.
Все тот же
           Фриц и Ганс,
все та же цепь:
           — В обход, на степь!
В бинокле
           дым и газ.
Хмурый старик,
           седина подбородка —
Людендорф:
           — Испепелим! —
…Фридрих Великий,
           подводная лодка,
пуля дум-дум,
           цеппелин…
Пуля дум-дум…
           Горчичный газ…
Но вот:
           — Ружье бросай! —
И вот,
           как тормоз Вестингауз,
рванул —
           конец — Версаль!..
Книгопечатня! Не найти
шрифта для перечня событий.
Вставайте, трупы, на пути,
ноздрями синими сопите!
Устали бомбы землю рвать,
штыки — в кишечниках копаться,
и снова проросла трава
в кольце блокад и оккупаций
Спят монументы
           на Зигес-аллее,
полночь Берлина —
           стара…
И герр капельмейстер,
           перчаткой белея,
на службу идет
           в ресторан.
Там залу на части
           рвет джаз-банд,
табачная
           веет вуаль,
а шибер глядит,
           обнимая жбан,
на пляшущую
           этуаль…
Дождик-художник,
           плохая погодка,
лужи то там,
           то тут…
Унтер-ден-Линден,
           пружинной походкой
красные сотни
           идут…
Дуют флейтисты
           в горла флейт,
к брови
           прижата бровь,
и клятвой
           на старых флагах алеет
Карла и Розы
           кровь!

БАЛЛАДА О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ

Огремлите, гарматы,
                       закордонный сумрак,
заиграйте зорю
                       на сребряных сурмах!
Та седые жемчу́ги,
                       слезы Запада-края,
утри, матерь божья,
                       галицийская краля.
Да что тебе, матерь,
                       это гиблое войско?
Подавай тебе, мать, хоруговь
                       да мерцание войска!
Предпочла же ты, матерь,
                       и не дрогнувши бровью,
истеканию воском —
                       истекание кровью.
Окровавился месяц,
                       потемнело солнце
по-над Марною, Березиною,
                       по-над Изонцо.
Люди шли под изволок
                       перемогой похода —
на Перемышль конница,
                       по Карпаты пехота…
Пела пуля-певунья:
                       «Я серденько нежу!
Напою песню-жужелицу
                       солдату-жолнежу[1]».
(Под шинелью ратника,
                       что по-польски «жолнеж»,
тихий корень-ладанка,
                       зашитая в полночь.)
Винтовка линейная
                       у тебя, солдате,
во всех позициях
                       умей совладать ей.
Котелок голодовки,
                       шинель холодовки
да глоток монопольки
                       у корчмарки-жидовки.
Ныла война-доля!
                       Флаги радужней радуг.
По солдату ходило
                       пять сестер лихорадок.
Сестрица чахотка
                       да сестрица чесотка,
милосердный платок
                       трясовицей соткан…
тебя в селе матка
                       да невесто-младо
(а в полях палатка,
                       лазарет-палата).
Лазаретное утро,
                       госпитальный вечер.
Аспирин да касторка,
                       сукин сын — фельдшер!
А кто ты есть, жолнеж,
                       имя свое поведай?
Слово матки исполнишь —
                       обернешься победой.
А тебе за победу,
                       або крест на пригорке,
або костыль инвалидный,
                       або медный «Георгий».
О, шумите, рушницы,
                       невелика потеря.
Артиллерия, вздрогни!
                       Упади, инфантерия!
Пролети, пуля-пчелка,
                       попади, золотея,
в лошадиную челку,
                       в человечье темя.
Покачнись, брате жолнеж,
                       умирая рано.
Под могилкой репейного
                       затянется рана.
А слезы матки с невестой,
                       позолотой играя,
утрет божия матерь,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.