Гражданин мира - [12]

В настоящее время повседневными рабочими языками для Карлоса Гона являются французский и английский — средства общения в деловом мире в целом и в Альянсе «Рено-Ниссан» в частности. В бытовом общении его французский язык носит заметный отпечаток долгого проживания в студенческом Латинском квартале со всеми присущими этой среде словечками. Он говорит также по-арабски. Когда-то он говорил по-португальски не хуже, чем по-французски, но сейчас этот навык уже несколько утрачен.

«Понятно, что португальский уже не является моим основным языком, так как я покинул Бразилию двенадцать лет тому назад и не имею языковой практики. Но в Бразилии я легко объясняюсь по-португальски, хотя и с акцентом…»

Кроме того, есть еще японский язык, который он пытается учить с самого первого своего приезда в «Ниссан», но который, по его собственному признанию, доводит его до отчаяния. На его ночном столике всегда лежит несколько книг на разных языках.

«У меня всегда под рукой одна книга на французском языке, по одной на английском, португальском н арабском…»

К 17 годам Карлос Гон завершил среднее образование. Он получил одновременно степень бакалавра по французской версии, являющуюся пропуском для поступления в университет, и ее ливанский эквивалент.

«Когда встал вопрос о высшем образовании, я, естественно, выбрал Францию. Можно было, конечно, отправиться в США, но я не был знаком с американской системой, и к тому же учеба в американских университетах стоит очень дорого. Выбирать следовало между Ливаном и Францией…»

Если не считать его страстной любви к истории и географии, следуя которой можно было выбрать карьеру преподавателя, бакалавр Гон не имел четко выраженного призвания.

«Когда я спрашивал себя, чем бы я хотел заниматься, то мне не на кого было ориентироваться в моем ближайшем окружении. У меня был двоюродный брат, который окончил Высшее коммерческое училище и работал в банке в Париже. Будучи в выпускном классе, я отправил ему свою анкету, чтобы он записал меня на подготовительное отделение этого училища…»

Таким образом, предстояло отправляться в Париж. Наступил момент отъезда. Позади были счастливые годы отрочества. В Бейруте оставались мать, три сестры и близкие друзья Карлоса Гона.

«Настоящих друзей я приобрел в средней школе. У меня есть друзья детства, учившиеся со мной у иезуитов, с которыми я все еще встречаюсь, хотя, конечно, не регулярно и не часто. Некоторые из них живут в Париже, другие в Ливане или уехали в США. Я провел 11 лет в одном и том же коллеже и, как правило, с одними и теми же людьми. Ничто не может заменить эти узы дружбы. Потому что вы любите людей такими, какие они есть, а не за то, что они кем-то стали или что-то приобрели…»

Глава вторая В Париже

«С 17 лет я уже жил самостоятельно…»

Несмотря на прекрасное владение языком, хорошее знание французской культуры и французской системы образования, переезд в Париж поверг его в шок.

«Город оказался огромным. Я приехал из залитого солнцем, очаровательного приморского Бейрута в город, который мне показался темноватым, даже гнетущим, хотя и очень красивым. В Париже человеческие отношения несколько обезличены и сами люди более жесткие…»

Правда, для него, ливанца, смена культурной среды оказалась не столь резкой, как для людей, приехавших во Францию из других стран.

«Я прекрасно владел французским языком, получил практически французское образование, экзамены на степень бакалавра я сдал на французском языке, моя мать — большой знаток всего французского. В культурном плане я был, как говорится, вполне «на уровне». Среди моих сокурсников были представители разных национальностей, и наверное, я больше, чем многие другие, чувствовал себя в своей тарелке. И тем не менее, когда я, житель Бейрута, переехал в Париж, мне пришлось испытать настоящий шок…»

Па основании представленной анкеты Карлос Гон был принят в лицей Святого Людовика, расположенный на бульваре Сен-Мишель, который входит в тройку ведущих парижских средних учебных заведений наряду с лицеем Людовика Великого и Генриха IV (именуемого на студенческом жаргоне «Н-IV»). Для воспитанника иезуитов более естественным было бы поступление в коллеж Святой Женевьевы, фамильярно именуемый студентами «Жинет». Но бейрутские учителя, памятуя бурное прошлое юного Карлоса, отговорили его от этого шага. Вновь прибывшего студента разместили в общежитии коллежа Станислас, находившегося на улице Нотр-Дам-де-Шап, на границе квартала Монпарнас, в котором учеников селили не в мрачных общих спальнях, а в отдельных комнатах.

Но «карьерные планы» Карлоса резко поменяло вмешательство руководителя лицея Святого Людовика, который посчитал, что, имея отличные отметки по математике, ученик Гон зароет свои таланты в землю, если будет готовиться к поступлению в Высшее коммерческое училище. Вместо этого было предложено поступить на подготовительное отделение Высшей политехнической школы, считающейся настоящим «эльдорадо» для людей с математическими способностями.

Хотя девизом Франции по-прежнему были «свобода, равенство и братство», в действительности Французская Республика образца 70-х годов олицетворяла собой власть бюрократии, унаследованную от Наполеона I. Еще свежи были в памяти потрясшие голлистское государство события 1968 года, явившиеся своего рода смесью студенческого бунта и забастовки рабочих. Но эти события не привели к реальным изменениям самой системы. Как и прежде, для поступления на государственную службу, неважно, на должность почтальона или профессора университета, требовалось пройти через конкурс. На вершину системы образования были вознесены «высшие школы», которые не следует путать с обычными университетами. Для поступления в одну из высших школ необходимо пройти через жесточайший отбор, который начинается после получения полного среднего образования, а высокие баллы при окончании высшей школы служат пропуском к карьере в важнейших государственных учреждениях.