Гражданин Империи Иван Солоневич - [99]
По просьбе читателей, некоторое время спустя, Солоневич опубликовал письмо Павла Николаевича полностью (оно приведено в предыдущей главе). Из других материалов первого номера отметим статью И. Л. «Нужна ли эмиграция России?»
«Первый вопрос такого рода, — писал он, — был задан одной из слушательниц наших лекций об СССР и застал нас врасплох: «то есть как это так — будет ли нужна?» — «Ну, найдем ли мы там работу, встретят ли нас, как своих, или как чужих, или как врагов… найдется ли нам место на родине, найдем ли мы общий язык с теми, кто все эти годы провел под большевиками?»
Таких и в этом роде вопросов было задано довольно много. Такие и в этом роде вопросы, вероятно, интересуют, а, может быть, и мучают многих русских людей рассеяния. <…>
Большинство будет чувствовать себя у себя дома. И — больше ничего. <…>
Следовательно, всякий русский человек, знающий хоть что-нибудь (например, хотя бы только иностранные языки) всегда найдет себе применение. А об «общем языке» и говорить нечего. Московский студент ненавидит большевиков гораздо острее, чем парижский. По той, чрезвычайно простой, причине, что парижский студент знает большевиков по газетам, а московский — по собственным бокам.
Вопроса же об «иностранной конкуренции» вообще не может и ставиться: работы будет такая масса, что на всех хватит. Придется восстанавливать чудовищное количество разрушенных ценностей, придется удовлетворить культурные потребности разбуженных революцией, но культурно неудовлетворенных масс: учить, лечить, писать, строить, и пр. и пр. Культурных сил для всего этого в России не хватит и после пяти пятилеток»[404].
Контакт с читательской аудиторией опытный журналист установил сразу. Газета велась в стиле задушевной беседы старых знакомых. Читатели могли задавать любые, самые нелицеприятные вопросы, а редакция старалась удовлетворить их законное любопытство. Естественно, такой открытый диалог с публикой был непривычен для большинства эмиграции. Но если для ее «верхов» он был просто-напросто неприемлем, то у «низов» вызывал приятное удивление. Эти «низы» очень быстро приняли Солоневичей за своих. Точку зрения же эмигрантской элиты резче всего высказал (в частном письме и уже после смерти Ивана Лукьяновича) профессор Иван Александрович Ильин. «Голос России», по его мнению, издавался «в тоне трактирной демагогии», а сам издатель был «бессовестным алкоголиком» и «играл в эмиграции роль политического распутина».[405] Оставим эти утверждения на совести монархического мыслителя…
Что же в первую очередь интересовало тех, кто поверил Солоневичам, так сказать, с первого выпуска газеты? Конечно, главные вопросы касались положения дел в Советской России. Но были и такие: «Почему новая орфография?» и «Почему в Софии?». И. Л. отвечал на них одноименными статьями. В частности:
«Наши друзья нас предупреждали: новая орфография произведет на эмиграцию, в особенности на ее национальную часть, для которой газета и рассчитана, весьма неблагоприятное впечатление. Мы все-таки взяли новую орфографию, исходя из таких соображений:
По новой орфографии сейчас пишет и читает вся Россия. Как бы мы ни относились к старой орфографии, которая начала отмирать уже во времена Империи, мы должны отдать себе ясный отчет: к старой орфографии возврата нет. Нет никакой возможности переучивать сотню миллионов людей на «звезды, седла, цвел, приобрел». Нет ни возможности, как нет и необходимости. Ее ввели большевики, хотя ее выработала Императорская Академия Наук. Но большевики ввели и метрическую систему, и новый стиль, и построили Днепрогресс. Не будем же мы от одного отталкивания от большевиков отменять новый стиль, метрическую систему и взрывать Днепрогресс?
Очень возможно, что не стоило вводить ни нового стиля, ни тратить в голодные годы сотню миллионов руб. на Днепрострой. Но и то, и другое, и третье являются фактами, вросшими в народную жизнь. С ними надо считаться, точно так же, как и с новой орфографией. Это — вопрос не принципа и не «знамени» — это вопрос техники и здравого смысла»[406].
Через несколько лет, уже во время бурной полемики с эмигрантскими вождями, Солоневич возвращается к этой теме в менее дипломатических выражениях:
«Началось совсем с пустяков: с новой орфографии. Люди стали на дыбы: «Как так — большевицкая орфография?» Во-первых, не большевицкая, а орфография, выработанная и одобренная Императорской Академией наук. Во-вторых, что же вы думаете, переучивать всю Россию на «цвел, приобрел, надеван»?! «Обязательно переучим». Хотелось сказать: ну и дурачье»[407].
Но тогда, в 1936 году, он этого не сказал. И на читательский вопрос «Почему в Софии?» отвечал тоже вполне изысканно, более аргументированно и, даже можно сказать, философски. Дорвавшись наконец-то до настоящего дела — при этом дела знакомого и любимого — Солоневич минусы бытия старательно обращает в плюсы:
«Целый ряд наших читателей спрашивает — почему «Голос России» издается в Софии, а не, скажем, в Париже или Берлине?
Отвечаем: в Париж нас не пустили, а Берлин нас не устраивает. София, при всех прочих ее технических недостатках, устраивает нас все же лучше, чем большинство других стран.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.