Гражданин Империи Иван Солоневич - [74]

Шрифт
Интервал

«Итак, мои стремления попасть заграницу хоть отчасти увенчались успехом, — писала она в своих «Записках советской переводчицы». — Мне с моим сыном Юрой удалось хоть на три года покинуть Советский Союз. Мужа моего большевики так и не выпустили, несмотря на все его хлопоты и заявления. Даже моя серьезная болезнь, опасность операции со смертельным исходом, о которой телеграфировал в Москву главный врач немецкой клиники, не помогли. Бежать же он не мог, так как брат, Борис, был в это время в ссылке»[295].

В Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) об отъезде Тамары Владимировны сохранился соответствующий документ — протокол заседания комиссии по проверке членов и кандидатов ВКП (б), едущих за границу № 258 от 26 октября 1927 года. Вот выписка из него:

«Слушали:

77. Солоневич Т. В. Бесп <артийная> ком <андируется> НКТОРГОМ в Германию в кач <естве> машинистки.

Д <ело №> 94436.

Постановили:

Разрешить»[296].

Этот документ, как и несколько других из РГАСПИ, которые будут цитироваться ниже, предоставлены нам московским историком Татьяной Осиной.

Сразу же после проводов жены и сына в Берлин Иван Лукьянович активизировал поиск возможностей для легального пересечения границы — в командировку по спортивным делам. Но, как он пишет, «ГПУ систематически отказывало в ходатайствах обо мне самых солидных учреждений Москвы».

Следы этих попыток обнаружены опять же в РГАСПИ, в материалах «комиссии по выездам за границу».

Комиссия Внешних Сношений Высшего Совета Физической Культуры ВЦИК РСФСР 24 марта 1928 года «просит разрешить выезд во Францию футбольной команде, командируемой на спортивные соревнования, имеющие быть 7–8–9 апреля с. г.»[297]. В прилагаемом списке футболистов под № 18 значится Иван Солоневич.

Команда должна выехать 1 апреля, но, как гласит пометка на документе, письмо из ВСФК поступило на рассмотрение только 30 марта, и его просто не успели рассмотреть. Так что в данном случае «рука ГПУ» как раз, скорее всего, и не при чем.

В августе того же 1928 года в Москве проходила так называемая Мировая спартакиада. Солоневич участвовал в ней на третьих ролях, в качестве судьи (а во время подготовки к спартакиаде был членом спортивно-технической комиссии). Но возможности навести мосты с заграницей старался не упустить. В номере от 21 августа 1928 года органа союза совторгслужащих «Наша газета» находим публикацию-отчет под названием «Иностранные служащие, участники спартакиады — в ЦК союза»:

«Вчера ЦК нашего союза посетила делегация иностранных служащих — участников спартакиады в числе 17 чел. Делегация состояла из немцев, французов, финнов, шведов и др.

Секретарь ЦК тов. Трофимов подробно ознакомил иностранных товарищей с организационным построением, тарифной политикой нашего союза, участием служащих в улучшении советского аппарата и с положением служащих до и после революции.

<…> Инструктор культотдела ЦК т. Солоневич ознакомил делегацию с развитием физкультуры среди служащих СССР. Он указал, что наш союз, имея в своем составе свыше 80 тысяч физкультурников, занимает в этой области одно из первых мест среди других союзов. Тов. Солоневич выразил пожелание об установлении тесной связи со служащими-физкультурниками различных стран путем организации состязаний и т. д.»[298].

Отчет иллюстрирует фотография с подписью: «Иностранные служащие, участники спартакиады, в гостях в ЦК нашего союза». На ней в числе других запечатлен и наш герой.

Налаживание контактов с иностранными физкультурниками Солоневич решил не откладывать в долгий ящик, всего через месяц «комиссия по выездам» рассматривает целесообразность его командировки. Протокол № 344 от 22 сентября 1928 года свидетельствует:

«Слушали:

11. Солоневич И. Л. Бесп <апртийный> ком <андируется> Госторгом РСФСР на 5 недель в Германию д <ля> реализации заказов на спортпринадлежности и озн <акомления> с постан <овкой> спортдела в Германии. Д <ело №> 106557.

Постановили:

1) Снять до среды за т. Угаровым. 2) НКТоргу подыскать еще одну кандидатуру»[299].

Через четыре дня этот же вопрос рассматривался вновь, вердикт оказался неутешительным: «Отказать»[300].

Следующий заход Иван Солоневич предпринимает через полтора месяца. В протоколе № 351 от 14 ноября 1928 года уже не оговаривается срок пребывания и не упоминается об ознакомлении с «постановкой спортдела» — остается только реализация заказов на спортпринадлежности. Но резолюция та же: «Отказать»[301].

Выявленные эпизоды — это лишь две попытки выезда (французская и германская), а Иван Лукьянович писал о четырех. Так что работа для исследователей еще остается.

Вероятно, что третий эпизод — это самая экстравагантная попытка, которую Солоневич описал так:

«Планы нашего побега были весьма разнообразны. В числе их был и такой: попасть на советскую угольную концессию на Шпицбергене, а оттуда уже не так было бы сложно смыться вообще. На Шпицберген ГПУ меня не пустило: некоторый нюх у него все-таки есть <…>

Шпицберген — это никак не рай земной. Но это и не рай социалистический. В «Арктикугле» толпились тысячи народу, чаявшего хоть временного, но все-таки отдыха от советской действительности. Арктикуголь — при содействии, конечно, ГПУ — брал только «особо проверенных» и тех, у кого оставались в СССР заложники — жена, дети, семья. Я хлопотал очень интенсивно. Связи у меня были. Потом ГПУ, вероятно, в целях сохранения моей энергии, вызвало меня на Лубянку, и какой-то дядя — в весьма корректном тоне — сказал мне:


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.