Гражданин Империи Иван Солоневич - [127]

Россия или аппетиты?

И какие силы можно взять из этой среды, если и не для освобождения, то хотя бы для отстройки России? Можно ли идти со счетами за испытанные обиды, за понесенные протори и убытки? Можно ли и так окровавленной Родине Предъявлять еще и свой шейлоковский вексель на фунт русского мяса? Можно ли бросить окровавленному и все-таки не капитулировавшему крестьянству презрительно-барское «мужики»? Можно ли в эти и в будущие страшные годы осложнять выздоровление страны своими купчими крепостями, разрядными книгами, чиновным местничеством, сословным чванством, шкурными вожделениями и собственническими претензиями? И есть ли за этими вожделениями и претензиями какая бы то ни было реальная сила? Есть ли хоть какой-нибудь — хотя бы самомалейший — шанс на то, что эти вожделения и претензии удастся навязать силой?»[531]

Сначала казалось совершенно невероятным, что под «августейшим дядей» Иван Лукьянович подразумевал Великого Князя Андрея Владимировича. Хотя факт, что они общались — и, кстати, именно два или три часа — неоспорим. Но документы свидетельствуют о том, что именно Андрей Владимирович пытался донести до главы Династии взгляды Солоневича. Одно спустя много лет, уже после Второй мировой войны, в одной из статей И. Л. признался, что он имел в виду именно Великого Князя Андрея Владимировича…

.

«В Брюсселе был еще один удар — отказ брата вернуться в Софию. Отказ, конечно, никакой политической подкладки не имел», — вспоминал Иван Солоневич[532].

Формальная причина у Бориса была более чем существенная — как сказано выше, он остался лечить зрение, подорванное советскими лагерями. Но Иван сразу почувствовал: младший брат решил избавиться от опеки, Бориса все больше тяготило играть вторым номером, он хотел самостоятельной деятельности, хотя в принципе не был к ней готов.

Именно книга Бориса Лукьяновича «Молодежь и ГПУ»[533] стала дебютной в книгоиздательской программе «Голоса России». По техническим причинам, из-за большого объема, в книгу не вошли несколько глав, ранее опубликованных в газете, в том числе и «День врача в концлагере». Так что первое и до сих пор единственное издание так и осталось неполным. Современные скауты давно собираются переиздать «Молодежь и ГПУ», но тоже в усеченном виде, о чем свидетельствует размещенный в интернете макет верстки.

Впрочем, масштаб дарования Бориса был несопоставим с уровнем старшего брата, о чем не преминули сообщить, например, «Современные Записки» — устами Т. Ч. (криптоним легко расшифровывается — это Т. В. Чернавина). Впрямую, конечно, творчество братьев не сравнивается, но чего стоят такие пассажи:

«Беда этой книги заключается в том, что она так заидеализирована, что в ней почти не осталось следа советской атмосферы <…>

Сведения о советской молодежи, которая, по законам человеческого существования, все же переживет Сталина и его режим, нужней сейчас и интересней, чем что бы то ни было. К сожалению, при всей своей несомненной любви к молодежи, Б. Солоневич не смог дать ее реального облика»[534].

К концу 1937 года издательство «Голоса России» прочно стало на ноги. Помимо книги Бориса, вышли также на болгарском языке три его брошюры[535] и уже упоминавшийся очерк Ивана «В деревне» На русском напечатали «Записки советской переводчицы» Тамары[536] и сборник повестей Ивана «Памир»[537]. В него вошли: одноименное произведение, «В деревне», «Роман во Дворце труда» и повести «Морские волчицы» и «Открыватели новых земель».

Критика встретила новую работу Ивана Солоневича доброжелательно.

«Новая книга И. Л. Солоневича не нуждается, собственно говоря, в отзыве, — писал в номере от 5 декабря журнал «Часовой». — Имя автора «России в концлагере» лучше любых отзывов возбуждает внимание читателя, и «Памиру» можно предсказать тот же заслуженный успех.

Содержание книги отчасти уже известно читателям руководимого И. Л. Солоневичем еженедельника — судьба той русской молодежи, о которой он рассказывает в двух «советских зарисовках», составляющих часть содержания «Памира», уже была написана в «Голосе России» — но сведенные в книгу отрывки производят цельное и еще более потрясающее впечатление. В остальных «зарисовках» И. Л. Солоневич изображает положение «колхозной» деревни и «внутреннюю эмиграцию» русских людей, уходящих от советской власти на далекие окраины — на Памир, в Сибирскую тайгу и т. д.

Вся книга написана с присущим автору изобразительным мастерством. Это мастерство покоряет читателя даже тогда, когда в тех или иных мнениях и оценках он расходится с И. Л. Солоневичем. Тот, кто откроет «Памир», прочтет его, не отрываясь, до конца…»[538]

ГИБЕЛЬ ТАМОЧКИ

Как установил Нил Никандров, с самого начала своей эмигрантской жизни Солоневичи пребывали под двойным наблюдением. Резидентура иностранного отдела НКВД и «внутренняя линия» — контрразведка РОВСа — пасли братьев очень плотно. Это нельзя назвать даже перекрестным огнем, слишком легковесный образ. Агенты советов были внедрены во «внутреннюю линию» в таком количестве, что историки до сих пор окончательно не установили, кто был кто. Впрочем, персоналии в данном случае отходят на второй план: братья были опутаны колючей проволокой слежки. В роли колючек как раз и выступали «двойные агенты»: в первую очередь — генерал Н. А. Скоблин, командир Корниловской дивизии, и Николай Абрамов, сын генерала Ф. Ф. Абрамова. Но были, конечно, и более мелкие «занозы».