Граждане - [27]

А на другой день я узнал, что меня переводят в «А», где он был классным наставником, — тихо закончил Вейс. — И с тех пор я перестал бояться.

Мальчики слушали его с сосредоточенным вниманием. Свенцкий подозрительно шмыгал носом.

— Вот какой человек! — задумчиво сказал Збоинский. — Но почему все-таки он сегодня не хотел говорить с нами по-настоящему? Чердак у него не в порядке, что ли?

— Он чем-то расстроен, — вздохнул Вейс. — Как только он вошел, я сразу почувствовал, что сегодня он сам не свой. Он даже не сказал мне ничего насчет моего реферата.

— В самом деле? — с интересом переспросил Свенцкий. — Ничего не сказал о реферате?

— Ни слова.

— Странно! Ведь он обещал сегодня говорить о нем!

— А никогда еще не бывало, чтобы он не сдержал слова! — Збоинский энергично потряс головой.

— Верно, — подтвердил Кузьнар. — В этом отношении на него можно положиться.

Он встал со скамьи и смотрел на товарищей, морща лоб.

— Все-таки нам нельзя на попятный. — Он пожал плечами. — Одно дело — Моравецкий, другое — Дзялынец. Как думаешь, Стефан?

— Я уже свое сказал, — прогнусавил Свенцкий. — Дзялынцу верить нельзя. Голову даю на отсечение, что он… Ну, да вы сами знаете.

— У нас нет никаких доказательств, — возразил Антек.

Свенцкий рассмеялся.

— Революция — не судебный процесс. Когда его припрут к стенке, он сам себя выдаст.

— Или еще ловчее замаскируется.

— Не надолго, сын мой. Враг должен действовать, и в конце концов его выводят на чистую воду. Мы не можем смолчать еще и потому, что Тыборович, Кнаке и вся их компания будут после этого считать зетемповцев пустомелями и обманщиками.

— Баобаб будет против нас, — заметил Збоинский. — Может, не надо было нам ввязываться? — Он опасливо покосился на Антека, проверяя, не сказал ли глупость.

— Что если бы твой старик так рассуждал, как ты! — Свенцкий даже затрясся, говоря это.

Отец Лешека Збоинского, член фабричного комитета фабрики имени Сверчевского, бывшей Герляха, был старый участник рабочего движения и член КПП[10].

— Значит, будем стоять за наше предложение? — сказал Кузьнар.

Збоинский махнул рукой. Вейс молчал. Свенцкий ядовито усмехался. Со стороны Багатели подходила рота кадетов под командой молоденького поручика в шапке с алым околышем. В последнем ряду маршировали четыре мальца в длинных штанах, с трудом поспевая за остальными.

Школьники встали и смотрели на них с тротуара, обмениваясь авторитетными замечаниями. А кадеты тоже поглядывали на них из-под козырьков.

— Здорόво! — крикнул Збоинский, узнав в предпоследнем ряду своего двоюродного брата, Стася Гурку, сына передовика труда с варшавской электростанции. — Приходи в субботу! У меня два билета в «Палладиум».

Гурка кивнул, продолжая печатать шаг.

— Опять был налет на Пхеньян, — сказал Кузьнар, раскрыв газету, когда они снова уселись. — Бомбы замедленного действия… Сотни жертв — женщины и дети.

— Расплатятся они за все! — проворчал Збоинский.

Заговорили о войне в Корее и о переговорах, застрявших на мертвой точке. Вдруг Свенцкий выпучил глаза и подтолкнул локтем Вейса. Все замолчали, буравя презрительными взглядами Олека Тараса, который шел к ним и уже издали махал рукой.

— Проводил уже Басю, — мрачно бросил Збоинский.

— И, должно быть, думает, что мы ему завидуем, — Свенцкий опять разозлился.

— Свинья! Вечно он подводит нас.

— Давайте сделаем вид, что мы его не замечаем.

— Пусть выступит с самокритикой на собрании ячейки!

— Балалайка!

— Фатишка несчастный!

Тарас, мускулистый голубоглазый блондин, встретил четыре пары холодных и полных презрения глаз, смотревших как бы сквозь него в даль Аллеи.

— Здорово! — воскликнул он, улыбаясь с самым невинным видом. — Ну, как? Проработали Баобаба?

Он присел на край скамейки и, зажав портфель между ног, достал карманный гребешок, чтобы поправить свою и без того безупречную прическу.

— Тебя будем прорабатывать, — сказал с холодной вежливостью Збоинский, отодвигаясь от него.

— За что? — удивился Тарас, широко раскрывая глаза.

— За то, что ты — антиобщественная скотина, — пояснил Свенцкий.

— Разложившийся циник! — добавил Збоинский, недавно прочитавший где-то это выражение.

— Как ты мог смыться, Олек? — сказал Вейс. — Ведь ты же знал, что мы решили сегодня говорить с Моравецким.

— И даже не счел нужным оправдаться, — подытожил Кузьнар.

— Он живет одной любовью, — фыркнул Свенцкий. — «О, помнишь ли ночь в Закопаном?»

— Хелло, бой! — радостно пропищал Збоинский. — Как вам нравится кока-кола?

Тарас с достоинством выслушал все и сказал, наивно моргая ресницами:

— А я думал, что вы хотите в воскресенье идти на матч. Играет команда ЦВСК[11] против лодзинской команды «Текстильщик».

Настало гробовое молчание.

— При чем тут матч? — пробормотал через минуту Збоинский, с учтивым безразличием подняв левую бровь.

— Как при чем? — поразился Тарас. — Ведь я же вам говорил, что отец Баси служит в Комитете физкультуры.

— Гм… — буркнул Кузьнар встрепенувшись. — Ну и что?

— Ну, и может доставать бесплатные билеты на матч.

В четырех душах некоторое время происходила отчаянная борьба. Наконец у Свенцкого вырвалось каким-то клокочущим звуком:

— Достал?

Тарас спокойно вынул из кармана пять бумажек и зашуршал ими с миной демона-искусителя.